Русский шпион, создавший Европейский союз?

Был ли мыслитель, который помог закладывать основы послевоенного политического порядка в Европе, агентом советской разведки? Неужели создание Европейского Союза было стратегическим планом? Кем был величайший гегельянец ХХ века Александр Кожев?

24 мая исполняется 115 лет со дня рождения интересного мыслителя и общественного деятеля. В первый раз я узнал про философа Александра Владимировича Кожевникова, известного как Александр Кожев (1902 — 1968), когда читал почти четверть века назад скандально известную книги Фрэнсиса Фукуямы про «конец истории». В этой своей книге, утверждая, что распространение в мире либеральной демократии западного образца свидетельствует о конечной точке социокультурной эволюции человечества, предрекая окончание истории — то есть завершение идеологических противостояний, поскольку идеальная глобальная модель уже найдена, Фукуяма указывал, что не является автором концепции «конца истории». Фукуяма ссылался на своего предшественника — Александра Кожева.

«Писавший в двадцатом столетии великий интерпретатор Гегеля Александр Кожев (Kojeve) решительно заявлял, что история закончилась, поскольку то, что он называл “универсальное и однородное государство”, а мы понимаем как либеральную демократию, определенно разрешило вопрос о признании путем замены отношений господина и раба универсальным и равным признанием. То, что искал на протяжении всей истории человек, то, что двигало ранее шагами истории, — это признание. В современном мире он его наконец нашел и “полностью удовлетворен”. Это заявление Кожев сделал серьезно, и оно заслуживает, чтобы мы его тоже приняли всерьез» – писал Фукуяма.

Кем же был Александр Кожев?

Недавно в брюссельской версии американского издания Politico была опубликована статья Якопо Баригацци, посвященная Александру Кожеву, который был российским аристократом, профессором философии, высокопоставленным французским госслужащим, возможно, шпионом, а также одним из наименее правдоподобных первых создателей Евросоюза.

Однажды один из его учеников Раймон Арон задал ему вопрос: «Почему профессор философии стал чиновником?» Кожев ответил: «Я хотел узнать, как создается история».

Кожев вдохновил целое поколение интеллектуалов и с высоты своей должности в качестве влиятельного государственного чиновника во французском министерстве экономики давал наставления ряду политиков, которые в будущем стали французскими и европейскими лидерами. У идеи Европейского союза было много отцов, но Кожев сыграл важную роль в ее реализации, способствуя заключению Римского договора —  документа, который учредил Европейское экономическое сообщество. В этом документе был сформулирован принцип “все более тесного союза”.

Это был человек, который прославился неустанными попытками интеллектуально эпатировать буржуа, давший актуальную интерпретацию философии истории Гегеля, умевший провоцировать и обескураживать дипломатов, создавать хаос за столом переговоров, чтобы потом заключать нужные соглашения, однажды назвавший себя «совестью Сталина», покинул государство победивших большевиков в 1920 году.

Он изучал философию в Германии, потом переехал во Францию и сменил фамилию на ее более благозвучный французский вариант — Кожев.

С 1933 по 1939 год он преподавал в престижной Практической школе высших исследований в Париже. Его семинары, посвященные немецкому философу Гегелю, вошли в легенду. Его учениками были психоаналитик Жак Лакан, писатель Раймон Кено, политический философ Раймон Арон.

Раймон Арон вспоминал, что Кожев захватывал ораторским искусством и диалектической виртуозностью аудиторию интеллектуалов, склонных к сомнению и критике. В его лекциях история и современная политика приобретали смысл: «Даже те, кто с подозрением относится к разговорам об историческом провидении, кто подозревает искусственность под маской искусства, не могли устоять против волшебства, и в тот момент разумность, которою оратор наделял время и события, казалась вполне доказанной».

Александр Кожев. Фото: russiankremlin

Сталинист и либерал

В 30-е годы Кожев был откровенным сталинистом. У него не было иллюзий относительно варварской природы сталинского режима, но он считал, что вынужденная “модернизация” была единственным или самым быстрым путем России к той ступени, на которой она смогла бы мирным путем преодолеть хаос и преобразоваться в правовое государство.

При этом он считал, что либеральное государство — это «конечный пункт идеологической эволюции человечества, вне которой дальнейший прогресс невозможен».

Кожев пришел в министерство экономики Франции сначала как переводчик (он знал санскрит, русский, французский и немецкий языки), а затем он поднялся по служебной лестнице в департаменте торговли министерства.

Но влияние Кожева определялось не формальными полномочиями, а огромным интеллектуальным влиянием на архитекторов французской экономики, политики, дипломатии.

Идея ЕС

После войны господствовало представление о благотворности экономического протекционизма в Европе, закрытия своих границ для зарубежных товаров, путем высоких таможенных пошлин и других торговых барьеров. Считалось, что это нужно делать для защиты отечественного производителя, национальной промышленности и сельского хозяйства, рабочих мест и пр. Кожев предлагал принципиально другую концепцию: сделать открытым рынок шести членов-основоположников – Германии, Франции, Италии и стран Бенилюкса. Осуществлялось это посредством общих списков продуктов, которыми бы страны могли торговать свободно, потому что цель была в том, чтобы добиться либерализации одновременно. Такой образ мыслей помог достичь Римского договора и прийти к общему рынку.

Этот философ заслужил репутацию мастера ведения переговоров. У него были свои излюбленные методы. Когда продвигалась идея, которая его не устраивала, он сеял хаос за столом переговоров, а затем предлагал решение, с которым все могли согласиться. Такое решение, которое его устраивало. Появление этого грозного переговорщика иногда вызывало панику у делегаций других стран.
Представители американского Госдепа называли его «змеей в траве». Кожев был ярким представителем французского интеллектуального антиамериканизма, то есть человеком, который не любит США больше, чем пристало думающему и пишущему французу. Его забавляло в ходе переговоров указывать американцам на отсутствие логики, последовательности, здравого смысла.

За свою службу Кожев получил Орден Почетного легиона, считающийся высшей наградой во Франции. Этого мыслителя должна была бы почитать и благодарить единая Европа. Но после того как Кожев умер в возрасте 66 лет, его посмертно обвинили в шпионаже в пользу СССР.

Рука Москвы?

В сенсационной статье 1999 года французская газета Le Monde заявила, что обнаружение некого документа российской разведки доказывает, что русский мыслитель был агентом советских спецслужб.

Английская Daily Telegraph писала, что «этот чиновник-чудотворец оказался злонамеренным шпионом». История о гегельянце-агенте — много раз обсуждалась. Правда, поклонники творчества Кожева говорят, что он был агентом старины Гегеля, а не усача Сталина.
Был ли мыслитель, который помог закладывать основы послевоенного политического порядка в Европе агентом советской разведки? У нас нет, и не может быть точного ответа на этот вопрос.

Ведомство, находящееся в Москве на Лубянке рядом с «Детским миром» — ответов на этот вопрос не даст.

Но то, что можно сказать точно, даже не заглядывая в лубянские архивы, Александр Кожев, безусловно, действовал в интересах СССР. Хотя, вполне возможно, он считал, что интересы Франции и Москвы совпадают. И был патриотом двух государств.

В интересах СССР в послевоенный период было уменьшить влияние США в Западной Европе. А для этого было необходимо создать блок европейских государств, которые обладали бы мощной экономикой и независимой политикой. В интересах США тогда (как и сейчас) было иметь дело с каждым европейским государством в отдельности, а не с блоком.

По иронии истории, которая любит посмеяться на следующем витке спирали над усилиями, которые были предложены в предыдущем, сегодняшние «агенты влияния» России (не обязательно формальные разведчики) добиваются развала ЕС.

Конец истории?

«Если Маркс был величайшим интерпретатором Гегеля в девятнадцатом веке, то Кожев явно был его величайшим интерпретатором в двадцатом. Как и Маркс, Кожев не считал себя обязанным всего лишь истолковать мысль Гегеля, но развивал ее творчески, строя на ней собственное понимание современности» – писал Фукуяма.

В чем отличались взгляды Кожева от концепции его ученика Фукуямы? Фукуяма, который теперь уже давно сам пересмотрел свои взгляды, решил в 1989 году, наблюдая падение СССР, что история закончилась. Ибо всё свидетельствовало о наступившей в мире неоспоримой победе экономического и политического либерализма. Фукуяма заявлял, что события, приносимые новостной лентой, даже мировые катаклизмы, продолжающиеся во многих точках и целых регионах земли кровопролитные войны, революции, национальные и конфессиональные движения, ломка жизненного уклада и социального строя уже не носят, строго говоря, исторического характера.

Все говорило, что Запад в глобальном противостоянии систем выиграл. Прошло время пить из чаши безумств. Настало время собирать и сдавать посуду. И победили именно западные идеи. А поскольку мир идей (для гегельянца) определяет и творит материальный мир, то это означает грядущую в самом недалеком будущем полную победу либеральной модели на всем земном шаре. Для Фукуямы, в момент падения советского блока, было понятно, что капитализм есть наивысшее достижение человечества, дальше которого оно пойти не может и не пойдет. Поэтому с торжеством капитализма во всем мире придет конец человеческой истории.

Для Кожева же «Конец истории» означал завершение исторической борьбы, начатой Французской революцией и Наполеоном, а не триумф западной либеральной демократии. «Конец истории» — торжество мудрости в государстве, которое не будут вести войн и сможет не опасаться революций: «Мудрец обязательно должен быть Гражданином всемирного (т. е. не могущего осуществлять экспансию) и однородного (т. е. не нуждающегося в преобразованиях) Государства».

Из дня сегодняшнего, испуганного новыми вызовами и тревогами, мы понимаем, что Конец истории или вообще не возможен, или, по крайней мере, очень далек. ХХI век сулит нам новые противостояния.