Стилистика правой пропаганды

Сумбурность и бессвязность изложения, а также использование слов-маркеров, вызывающих у людей определенные реакции, мешают читателю объективно и взвешенно воспринимать текст, читатель как бы влечется вслед за автороской мыслью. Подобное воздействие на людей обычно оказывают пропагандистские документальные фильмы, в которых текст подчеркивается музыкой и видеорядом (иногда не связанным с текстом), маскирующими отсутствие логики, последовательности, а порой и содержания, тогда как у зрителя нет возможности остановиться и трезво обдумать увиденное.

Этот текст попался мне случайно, и, в общем-то, ничем особо не примечателен, но он привлек мое внимание тем, что является очень характерным, практически хрестоматийным образчиком своего стиля, стиля, который, увы, стал единственной нормой для огромного числа русскоязычных читателей. Мне вдруг захотелось распознать и выявить особенности этого стиля. Для этого, наверное, стоит сначала проанализировать содержание статьи. О чем же, собственно, в ней говорится?
1. Судя по первой фразе, инфоповодом для написания статьи стали разговоры о сносе в Нью-Йорке ряда памятников. В дальнейшем автор снова вернется к теме памятников, хотя подробностей не сообщит и тему сноса не раскроет – тема понадобилась только для того, чтобы привязать статью к недавним новостям, и чтобы вставить звонкие, узнаваемые фразы об “уничтожении наследия” (в этом месте так и хочется вскочить и закричать “Манкурты!!”) и “переписывании истории”, которая к тому же стала прекрасным, броским заголовком. Иллюстрацией к статье стала фотография памятника Колумбу. В общем, сохраним наши скрепы.
2. Статья не только не о памятниках, она вообще ни о чем. Мне удалось в ней обнаружить черыре факта, причем два из них касаются родственников и знакомых автора (мальчику поставили плохую оценку за то, что он выбрал Киплинга в качестве темы своей работы, родственнице не дали стипендию в Гарварде из-за того, что она не член ЛГБТ, а также не хочет ругать Путина(!!) и Трампа), а третий и четвертый представляют собой загадку и связаны с неким курсом “развенчания белой идентичности”: профессор Университета Айовы разработала соответствующий курс, а в каком-то Общинном колледже Портсмута целый месяц потратили на изучение этого курса, причем из текста совершенно непонятно, тот ли это самый курс, который разработали в Айове, в чем собственно он заключается, почему это плохо, и почему читателей должно волновать, что именно изучали в течение месяца (то есть, 4-8 занятий) в коммьюнити колледже города Портсмута. Этими четырьмя сообщениями исчерпывается информационная часть статьи.
3. Все остальное представляет собой ритуальные завывания по поводу отсутствующей в США свободы слова, вполне вписывающиеся в популярную концепцию разоблачения либерального фашизма, но никак не связанные с информационной частью. Автор даже не пытается как-то привязать тему отсутствия свободы слова к белой идентичности, эта тема появляется в том же абзаце, но как-то сама собой и совершенно внезапно с провозглашения наличия “сталинской” атмосферы в университетах, причем почему атмосфера названа “сталинской” автор не считает нужным объяснить, да, собственно, в этом и нет необходимости – достаточно привести как можно больше страшной лексики, ассоциирующейся со знакомыми тоталитарными режимами (“враги народа, лишенцы, безродные космополиты”), и читатель свято поверит в неразрывную связь между университетскими курсами и тоталитаризмом. (Впрочем, скорее всего текст рассчитан на уже подготовленного читателя, который реагирует уже на слово “университет”.)

Далее в статье через запятую упоминаются Антифа, Демпартия, университеты, противники Трампа, антисемиты, организаторы неназванных уличных беспорядков, марксисты, социалисты и левые радикалы. То ли автор пытается убедить читателей, что Антифа (среди участников движения преобладают анархисты) захватили университеты, и теперь они там денно и нощно изучают и преподают марксизм и уже вот-вот совершат (если еще не совершили) переворот с целью построения социализма, то ли читатели в этом и так уже убеждены, а автор только ссылается на хорошо известный факт. Таким образом, новое, малознакомое зло – Антифа – в статье накрепко увязывается с хорошо знакомым старым: Демпартия, марксисты, социалисты, которые в свою очередь усилиями предыдущих ораторов давно и накрепко связаны в головах потрбителей соответствующего продукта с режимами Сталина и Пол Пота. Заодно сообщается, что Антифа – хунвейбины, выращенные Демпартией в секретных лабораториях, то есть, простите, в университетских аудиториях. Разумеется, не обходится и без намеков на проплаченность, без этого не обходится не один пропагандистский текст, причем, как и раньше, автор, разумеется, даже не пытается привести хоть какие-нибудь доказательства. Все же и так ясно.

Итак, можно выделить стилистические приемы, использованные автором:

• Крайняя эмоциональность, праведный гнев, обличающая интонация;
• Принципиальный отказ от доказательности, замена ее эмоциями и выстраиванием ассоциативных рядов;
• Минимум информации, причем поданной со зловещей неопределенностью (что это все же за курс такой и почему автора так волнует некий коммьюнити колледж, то есть очень среднее, никому не известное и неинтересное учебное заведение, расположенное где-то в штате Вирджиния, в котором курс изучался – подумать только! – целый месяц. Сколько тайн, сколько загадок…);
• При этом половина информационной части представляет собой ссылки на личный опыт родственников и знакомых автора, то есть является неверифицируемой.
• Максимум слов-маркеров и слов-триггеров, употребленных большей частью случайным образом, – свобода слова, тоталитаризм, Оруэлл, марксизм, традиционные ценности, левые радикалы, ЛГБТ;
• Расчет на некоторую изначальную осведомленность публики. Скажем, употребляя слово “университет” или “либералы”, автор изначально рассчитывает на негативную реакцию, у автора нет необходимости объяснять читателю, почему это плохо;
• При помощи некоторой спутанности речи (вполне оправданной общей эмоциональностью и праведным гневом) автор умышленно смешивает и ставит в один ряд вещи изначально весьма друг от друга далекие, тем самым устанавливая между ними ассоциативную связь и закрепляя ее в сознании читателя. Дело сделано, отныне мы говорим Антифа – подразумеваем тоталитаризм и университетскую левотню. Тем более, что они еще и дерутся;
• Сумбурность и бессвязность изложения, а также использование слов-маркеров, вызывающих у людей определенные реакции, мешают читателю объективно и взвешенно воспринимать текст, читатель как бы влечется вслед за автороской мыслью. Подобное воздействие на людей обычно оказывают пропагандистские документальные фильмы, в которых текст подчеркивается музыкой и видеорядом (иногда не связанным с текстом), маскирующими отсутствие логики, последовательности, а порой и содержания, тогда как у зрителя нет возможности остановиться и трезво обдумать увиденное.

У меня сложилось впечатление, что целью автора была попытка вписать Антифа и инициаторов сноса памятников в привычный ряд “либеральных фашистов-марксистов”, наклеить на них ярлык и выработать/закрепить у читателя соответствующий условный рефлекс. Именно при помощи таких текстов у читателей формируются и закрепляются идеологические стеретипы.

Итак, для Антифа окончательно нашли место на пропагандистской политической карте и пометили это место красным флажком. А то действительно, после того, как Шарлотсвилльские события застали всю эту публику несколько врасплох, их попытки убедить друг друга, что Антифа “не лучше нацистов” выглядели натужно и не слишком убедительно. Местами они даже срывались в истерику и орали, как они ненавидят всех леваков и евреев. Сейчас они наконец выработали концепцию, определились, и обличение Антифа начало получаться намного естественней и непринужденней.

Впрочем, я не стану настаивать на этой трактовке – возможно, автор не ставил перед собой именно эту цель, а просто привычно разразился руганью в адрес левых либералов, используя все, что нашлось под рукой.