Мои города и моя любовь

Я была неизменно верна любимому много лет, хотя он менялся не к лучшему. Разномастные и оригинальные магазинчики и кафе сменялись безликими сетями, бетонная набережная все больше откусывала от песка, лопающиеся трубы и искрящее электричество росли в цене, башни сменяли старые четырехэтажки...

Это была любовь с первого взгляда. Да-да, так бывает не только в романах. Жаркий день, пыльные серые улицы, по которым мы с мамой и папой тащимся пешком (экономим на автобусе). Бесконечная череда серых домов по дороге от центральной автобусной станции до министерства абсорбции на улице Эстер Ха-Малка. Я смотрю под ноги на плавящийся асфальт и ничего, кроме него не вижу. Где-то надо мной как в бреду мелькают названия улиц – Алия, Герцель, Алленби – шумят автобусы и машины. Но вот мы останавливаемся на углу, чтобы проверить адрес. Я поднимаю глаза и вижу дерево, маленькую зеленую статую, солнечные зонтики в кафе. Солнечный луч, пробиваясь сквозь листья, попадает мне в глаза, и на долю секунды все будто замирает в этом желто-зеленом свете. Я рассматриваю табличку на доме. Дизенгоф, 98.

Вот так и началась моя любовь к Тель-Авиву. Ничего еще не зная о любимом, я грезила о нем днем. Он снился мне ночью. Праздничный, разноцветный и прекрасный. В этих снах меня всегда заставляли покинуть его. “Довольно ты поиграла в свободу, – говорили мне люди в сером, – добро пожаловать в реальность!” Я просыпалась в слезах, и при первой же возможности рвалась в любимый город. Трогала руками стены и кусты и торжествующе улыбалась серым людям из сна: вот она реальность! Вот оно море, вот клоунады на ходулях на пятничной Нахалат Биньямин, пестрые посетители Ха-Озен Ха-Шлишит, арочные окна на Алленби, кафе и магазинчики на Дизенгоф, цветное чудище фонтана! А люди! А разговоры! А университет! Узнавая его все больше и больше, я с удивлением осознавала, что мой любимый некрасив. Местами даже уродлив. Грязен. Дышать в нем нечем из-за невыносимой влажности. В прекрасных квартирах с мозаикой и высокими потолками взрываются трубы, искрит электричество, протекают крыши. Но ничто не могло изменить моего отношения. Возвращаясь в  из прекрасных европейских городов или из великолепного и страшного Иерусалима, я радостно вдыхала тяжелый загаженный воздух “любимой помойки” и чувствовала: я дома. Здесь я своя. Этот город примет и поймет всех. Значит, и меня тоже.

Фото: Moshe Shay, Flash-90

Я была неизменно верна любимому много лет, хотя он менялся не к лучшему. Разномастные и оригинальные магазинчики и кафе сменялись безликими сетями, бетонная набережная все больше откусывала от песка, лопающиеся трубы и искрящее электричество росли в цене, башни сменяли старые четырехэтажки, а меня  каким-то ветром занесло на шесть долгих лет в Северный Тель-Авив с его притворными улыбками и равнодушию ко всему на свете, кроме себя. Но даже видя эти перемены и понимая, что мой любимый город вытесняет меня и мне подобных, чтобы принять в свои объятья богатых горожан, я не переставала любить его.

Я разлюбила его так же, как и влюбилась: сразу и бесповоротно. Вынужденная переехать в Яффо, я долго втайне боялась этого шага. Яффо я знала плохо и не стремилась узнать лучше. С раздражением я припоминала его аккуратно восстановленные  древности и безвкусные галереи. Со страхом думала о беспорядках и перестрелках в двух метрах от моего будущего дома.

Яффо. Фото: Miriam Alster, Flash-90

В первый же день, еле стоя на ногах после переезда, я выползла на улицу, чтобы поесть, так как холодильник дома был пуст. Я шла по улице с разноцветными домами. Резные деревянные двери легонько хлопали на ветру. Домашняя утварь, игрушки, туфли, выставленные прямо на улицу рядом с невозмутимо покуривающими хозяевами, ждали своих покупателей. Дворики, колодцы, вьющиеся растения на стенах, негромкий звон колоколов в церкви, а сразу вслед за ним голос муэдзина. Арабская и ивритская речь вперемешку… Я трогала старые стены. Я узнавала эти лица. Я помнила эти швабры и ведра.Так выглядел мой давний возлюбленный много лет назад, пока его здоровый румянец не сменился мертвенной пудрой. Да, я видела ее уродливые следы и на этих бесконечно старых, но новых для меня стенах: те же растущие вокруг башни, дорогущие кафе и бутики на месте старого Блошиного рынка, тот же отполированный до блеска порт. Даже переезд мой и мне подобных был знамением того, что вскоре этот город постигнет судьба его младшего брата. Что эти старые улицы с дешевыми лавками преобразятся в подобие Шенкина и Флорентина. Что коренные жители будут постепенно покидать его, а вслед за ними уйдем и мы – бедные колонисты, которых сменит волна нуворишей. Но пока, как много лет назад, я иду по шумным пестрым улицам, заглядываю в дворики и лавки, улыбаюсь прохожим, и чувствую: я в городе. Я дома.