Чужие

Прежде всего, они не нелегалы. Хотя границу они пересекли нелегально (как все беженцы из всех горячих точек мира во все времена – уж евреям это известно лучше, чем кому бы то ни было), в стране они находятся на законных основаниях. В соответствии с Конвенцией ООН о статусе беженцев Израиль, как и любая другая страна, не имеет права депортировать их на родину, поскольку там жизни этих людей угрожает опасность. По этой же причине их не могут выслать в Египет, через границу с которым они попали на территорию Израиля, - Египет в обязательном порядке выдаст их в страну исхода. Поэтому в Израиле они находятся на основании выданного им временного вида на жительство.

Это совсем не новогодняя история. И потому, что у нее нет благополучного финала, как у святочного рассказа, и потому, что она о людях, от которых многие стараются держаться подальше.

В иврите слово «זר» («зар») имеет три значения: чужой, чужак; иностранец; странный. Беженцы из Судана и Эритреи – «зарим» во всех этих трех смыслах.  Они здесь не только иностранцы – они чужаки. И они очень странные ­– для тех, кто о них ничего не знает и не хочет знать. Они другие, они выглядят опасными, от них непонятно, чего ожидать. А потому – ну их к черту, подальше, пусть валят отсюда, не хотим ничего об этом слышать.

Такую позицию занимает подавляющее большинство израильтян, включая многих моих друзей и знакомых. А словосочетанием «Неве Шеанан» пугают детей. Потому что там опасно, там ходят с ножами страшные суданцы и эритрейцы, убивают, грабят и насилуют каждого случайно туда забредшего белого человека. За десять лет моего знакомства с Израилем я сама была в этом районе рядом с Центральным автовокзалом один раз, лет пять назад, и, честно говоря, наслушавшись о нем страшных историй, чувствовала себя крайне неуютно. Так уж заложено в человеке природой, что он чувствует себя комфортно только в среде себе подобных (хотя, к сожалению, подобные нам нередко бывают опаснее чужих).

Все фото сделаны автором в районе Неве-Шаанан

В израильских СМИ их называют нелегалами, инфильтрантами, и уже одни только эти слова способны вызвать в читателе исключительно негативные ассоциации. Но они не нелегалы. Хотя границу они пересекли нелегально (как все беженцы из всех горячих точек мира во все времена – уж евреям это известно лучше, чем кому бы то ни было), в стране они находятся на законных основаниях. В соответствии с Конвенцией ООН о статусе беженцев Израиль, как и любая другая страна, не имеет права депортировать их на родину, поскольку там жизни этих людей угрожает опасность. По этой же причине их не могут выслать в Египет, через границу с которым они попали на территорию Израиля, – Египет в обязательном порядке выдаст их в страну исхода. Поэтому в Израиле они находятся на основании выданного им временного вида на жительство.

Эммануэль – из Эритреи. Он десять лет в Израиле и говорит на хорошем иврите (что вызывает у меня чувство глубокой зависти). Его семья в свое время бежала от войны в Судан. Но когда в 1993 году Эритрея получила независимость, 18-летний Эммануэль решил вернуться в свою страну, потому что искренне верил – он ей нужен. Сегодня мы знаем, что Эритрея – это государство, которое непрерывно находится в состоянии войны со всеми соседями, в котором, по сути дела, нет экономики, у руля страны бессменно находится одна партия, смертная казнь – повседневное явление, людей забирают в армию с 13 лет пожизненно и используют, как рабов, а тех, кто не хочет воевать, расстреливают на месте. Но Эммануэль тогда не мог этого знать – он шел служить своей родине.

Он прошел три войны и трижды сидел в тюрьме. Первый раз за то, что имел глупость спросить, по какой причине они воюют с Эфиопией, второй – за то, что отказался похищать школьников для службы в армии, третий – за отказ расстреливать дезертиров, среди которых был священник. Эммануэль – верующий человек, христианин, и выполнение подобного приказа было для него немыслимым. Последний срок дался ему тяжелее всего – когда через два года он вышел из тюрьмы, он весил 36 килограмм. После этого он решил бежать. Куда бежать из Эритреи, которая успела повоевать с соседними Эфиопией, Йеменом и даже маленьким Джибути и для всех этих стран является врагом? Так, через Судан и Египет, он оказался в Израиле. И день, когда он пересек границу нашего демократического государства, он считает самым черным днем своей жизни.

На сегодня в Израиле, по официальным данным, находится около 40 тысяч африканских беженцев, подавляющее большинство которых – выходцы из Эритреи и Судана, менее 10% – из других африканских стран. Для удобства будем называть этих людей беженцами, хотя юридически они не беженцы, а люди, ищущие убежища. Статус беженца, который дает им хотя бы какие-то минимальные человеческие права, они могут получить только после того, как их прошение будет удовлетворено государством, а государство не торопится удовлетворять эти прошения.

Поток беженцев из Эритреи и Судана хлынул в Израиль во второй половине нулевых, когда ситуация на территории этих двух стран особенно осложнилась. Еще лет пять назад их количество в Израиле составляло около 60 тысяч, но после создания Южного Судана часть суданцев смогла вернуться на родину. А после того, как в 2012 году Израиль построил забор на границе с Египтом, поток африканских иммигрантов практически иссяк – за эти пять лет границу смогли преодолеть лишь несколько десятков человек.

На что живут эти люди? Как они существуют? Согласно конвенции ООН, беженцы имеют часть прав наравне с гражданами принимающей их страны, а частью прав пользуются на тех же условиях, что и иностранцы. Но африканские иммигранты в Израиле не признаны беженцами, они лишь ищущие убежища, а потому не имеют никаких прав. Они не могут приобрести медицинскую страховку и, соответственно, обратиться к врачу – медицинская помощь им будет оказана только в экстренных случаях. Не могут выучить язык – бесплатных ульпанов для них не существует, а на платные у них нет денег. Не могут открыть бизнес, чтобы зарабатывать себе на хлеб. Не могут получить водительские права. Практически не могут официально устроиться на работу, поскольку в бумаге, которая является их единственным документом, написано: «без права на работу». Да, государство не наказывает работодателей, принимающих их на работу, но большинство работодателей этого не знают (иле делают вид, что не знают) и отказываются иметь дело с беженцами.

По закону работодатель обязан 20 процентов от их зарплаты отчислять на специальный счет – эти деньги беженцы смогут получить только, когда покинут страну. Но если им некуда возвращаться? Учитывая, что их и так берут только на самые тяжелые и низкооплачиваемые работы, это означает, что те, кому удается найти работу, просто теряют ежемесячно существенную часть своего мизерного дохода. Из всех африканских беженцев повезло только детям – их принимают в школы, они могут выучить язык, завести друзей. Но и они довольно скоро понимают, что они отличаются от своих израильских друзей, что они здесь – чужие.

Жителей Южного Тель-Авива, где осели около 70% всех африканских беженцев, можно понять. Этот район и так был густонаселенным и не самым престижным, а благодаря африканским иммигрантам уровень жизни здесь серьезно упал. Не выдерживает нагрузки даже канализация. И было бы глупо отрицать, что здесь есть и криминал, и наркомания, и проституция (странно ожидать полной законопослушности от людей, лишенных прав и возможности законного заработка). Их уровень ненамного выше, чем в других этнических группах, если говорить об относительных величинах, однако, концентрация беженцев здесь так велика, что этого нельзя не замечать. Но виноваты в сложившейся ситуации все же не только африканцы. Этих проблем можно было бы избежать, если бы государство об этом позаботилось.

Пройдя через фильтрационный лагерь, африканские беженцы получали немного денег и билет до Тель-Авива. Выйдя из Центрального автовокзала, они так и оставались в этом районе, поскольку не понимали, куда им деваться дальше. По словам Эммануэля, несколько месяцев люди спали прямо на земле около Ган Левински. Принявшее их государство не позаботилось о том, где же расселить этих людей, не распределило их равномерно по стране, чтобы снизить нагрузку на Тель-Авив, не создало им возможностей для того, чтобы они могли честно зарабатывать себе на кусок хлеба, не подумало о том, что эти люди, бежавшие от войны, перенесшие страшный переход через Судан, Египет, Синайскую пустыню, которую сегодня фактически контролируют банды ИГИЛ, пережили страшную психологическую травму и нуждаются в реабилитации не только для себя самих, но и, прежде всего, для безопасности и спокойствия израильтян, среди которых они оказались. Их просто впустили и бросили на произвол судьбы, предоставив им самим решать свои проблемы.

Я прямо предвижу сейчас гневные крики читателей: «Что?!! Израиль еще должен заниматься их проблемами и их психологической реабилитацией?!! Да пусть катятся к чертовой матери туда, откуда приехали! Мы их не приглашали!» На это я могу ответить только фразой, которую часто повторяла моя бабушка, когда кто-то обращался к ней за помощью: «Ибо сами были гостями в земле Египетской». Когда представитель народа, на протяжении веков переносившего гонения и вынужденного кочевать из страны в страну со стариками, детьми и жалким домашним скарбом, говорит: «пусть они катятся к чертовой матери туда, откуда приехали», это значит, что он не еврей. А иначе бы он вспомнил, что сам был гостем в земле Египетской. Что это его предки бежали из Испании и Италии, из Польши, Германии и Австрии, из Эфиопии и Йемена. Это его предки болтались на кораблях в море накануне второй мировой, и ни одна страна не хотела принимать их. Это они точно так же, нелегально, пересекали границы и искали себе пристанища в новой земле. Точно так же пытались заработать на кусок хлеба, чтобы прокормить своих детей. И точно так же на них смотрели, как на врагов, и так же ненавидели. И, произнося «пусть они катятся к чертовой матери туда, откуда приехали», еврей перестает быть евреем и уподобляется гонителям своим.

В Южном Тель-Авиве с африканскими беженцами работает несколько общественных организаций. Им привозят еду, им помогают с одеждой, но никакие правозащитники и волонтеры не могут заменить собой государство и решить те проблемы, которые должно решать государство. Государство, например, не считает, что эритрейцев, дезертировавших из армии, можно признать беженцами, потому что в понимании среднестатистического израильского чиновника служба в армии – святой долг каждого гражданина. Проблема лишь в том, что эритрейская и израильская армии – это, как говорится, две большие разницы, и те, кто вернется, на родине уже не будут солдатами – они будут просто трупами. Согласно данным правозащитных организаций, 75% эритрейцев, подавших документы на статус беженца в Европе, получают его. В Израиле же за последние два года из числа африканцев (и суданцев, и эритрейцев), подавших документы на статус беженца, его получили только 5 человек. Вы думаете, всем остальным отказали? Нет. Их документы просто не рассматривают. Видимо, потому, что, с точки зрения государства, затягивание решения проблемы и есть способ ее решения: за то время, что бумага вылеживается под сукном, как говорится, или ишак сдохнет, или эмир умрет.

Эммануэль подал документы на статус беженца три года назад. За это время его дело не сдвинулось с мертвой точки. Все десять лет жизни в Израиле каждые три месяца он ходит продлевать свой единственный официальный документ – временный вид на жительство. Однажды его отправили для получения очередного штампа из Тель-Авива в Гедеру, а когда он приехал за полчаса до назначенного времени и, прождав час, спросил у чиновницы, когда его примут, выяснилось, что его нет в списке, и вообще ему совсем не нужно было туда ехать. На удивленный вопрос, зачем же его сюда отправили, чиновница ответила: «Видимо, они пошутили». Так шутят чиновники.

Людям, живущим в Неве Шеанан, сложно не только получить статус беженца – им сложно даже заполнить документы, необходимые для подачи прошения. Осилить десятки страниц на незнакомом им иврите для неграмотных людей – практически невыполнимая миссия. Уже на этой стадии многие теряют надежду. Не говоря о том, что некоторые просто не знают, что они имеют право подать документы на статус беженца. А те, кто знает, понимают, что это бессмысленно – статус они все равно не получат.

Эфиопская церковь в Южном Тель-авиве

Эммануэль – умный, сильный, независимый и гордый мужчина. Ему 42, и он одинок, а значит ему не нужно кормить семью – это большой плюс для беженца, но большой минус для человека. Ему не нужна помощь – он сам зарабатывает себе на жизнь и не ждет ни от кого милостыни. Он работает на полставки в овощном магазине, а кроме того, помогает таким же, как он сам, беженцам. Он ждет лишь справедливости и хочет одного – чтобы на него и его соплеменников не смотрели с таким презрением, чтобы в Израиле его считали человеком. Его родителям удалось бежать из Судана, сегодня они имеют статус беженцев в Швеции и могут помогать своему сыну, но Эммануэль не может повидать их – у него нет документов, по которым он смог бы поехать в Швецию. Он говорит, что мама собирается в мае приехать к нему. Она боится лететь в Израиль, потому что слышала, как здесь относятся к африканским беженцам, но она обещала, и Эммануэль очень надеется, что она приедет. Я промолчала, но, честно говоря, у меня большие сомнения, что ее впустят в страну. Мы все знаем, как на таких, как Эммануэль, смотрят в Бен-Гурионе.

Мы стоим на Неве Шеанан и разговариваем. Пятница, утро. Улица вокруг бурлит пятничной жизнью – встречаются, хлопают друг друга по плечу и бурно что-то обсуждают мужчины, проходят женщины в пестрых нарядах, бегают дети, играет музыка, мужской голос кричит в микрофон что-то рекламно-зазывающее. В общем, улица ничем не отличается от сотен других таких же израильских улиц. Разве только тем, что почти все ее обитатели ­– чернокожие. Из соседнего кафе чем-то вкусно пахнет (а нам страшно хочется есть). Через полчаса мы будем сидеть за столиками одного из таких кафе и с удовольствием уплетать суданскую еду. И будет нам вкусно. А пока мы стоим и слушаем Эммануэля, который с горечью говорит о ксенофобии, о том, что и он, и все остальные беженцы с удовольствием вернулись бы домой, если бы им было куда возвращаться. Потому что они, как и мы, любят свою родину и хотят жить там, где им все знакомо и где на них не смотрят, как на врагов. Мимо проезжает пожилой израильтянин на велосипеде. Останавливается, минуту слушает Эммануэля, потом говорит: «Блеф! Все блеф!», и едет дальше.

Нет, не блеф. Они такие же люди, как мы, только с другим цветом кожи. Может быть, менее образованные, поскольку жизнь не предоставила им возможности закончить университетов, и больше пережившие. Они так же испытывают боль, когда им больно, и голод, когда долго не ели, они так же болеют и так же умирают. Они точно так же, как и мы, хотят иметь свою родину и свой дом. И они так же хотят, чтобы дети их были здоровы, а жизнь их была хоть чуточку лучше.