Меж «цивилизованным» неврозом и «варварским» психозом - часть 1

Беженцы из Сирии. Фото: DFID

Прошло уже почти сто двадцать лет с тех пор, как французский социолог Эмиль Дюркгейм заложил один из краеугольных камней социологической науки, опубликовав свою самую известную книгу «Самоубийство». В этой книге, как можно догадаться по названию, исследовался феномен самоубийства, но не с точки зрения психологии, физиологии или этики, а с точки зрения предрасполагающих к нему социальных факторов.

Дюркгейм стремился с максимальной наглядностью показать влияние социума на человека. Поэтому тема самоубийства была выбрана им неслучайно. Казалось бы, самоубийство – это наиболее личностный поступок человека. Однако, выяснилось, что между социальными, культурными и религиозными группами имеются существенные различия в степени распространенности самоубийств, несмотря на то, что все эти группы в одинаковой степени осуждают сведение счетов с жизнью. Так, например, среди католиков самоубийцы встречаются намного реже, чем среди протестантов. Социальным фактором, который, по мнению Дюркгейма, служит универсальным объяснением этих различий, является степень групповой сплоченности. Чем сплоченнее группа, тем меньше самоубийств, чем слабее внутригрупповые социальные связи, тем их больше. Понятно, что сегодня эта работа во многих своих аспектах представляется наивной и поверхностной, и тем не менее, она со всей очевидностью доказала в ту пору новаторский, а ныне весьма банальный тезис, что мировоззренческие и поведенческие проявления людей в значительной мере являются порождением социума, к которому они принадлежат.

Коллективные категории существуют, но коллективная ответственность аморальна.

Но как бы ни был банален вышеозначенный тезис, он, как оказывается, не столь уж понятен и очевиден для очень многих людей. Для одних (и надо признать, что таковых подавляющее большинство) тот факт, что те или иные социальные группы обладают определенными характеристиками, становится предлогом для стереотипизации отдельных членов этих групп. Примерно так же, как если бы на основании исследования Дюркгейма мы стали видеть бы в каждом протестанте потенциального самоубийцу. Другие же оказываются в противоположной западне, будучи движимы благим побуждением изжить расистские предрассудки в отношении тех, кто подвергается тем или иным видам угнетения. В этом своем политкорректном устремлении борцы с ксенофобией зачастую доходят до полной потери связи с реальностью, отрицая наличие каких бы то ни было коллективных категорий в принципе.

При этом первые, как правило, сопротивляются стереотипизации, пусть даже и обоснованной, своей собственной группы настолько же яростно, насколько легко стереотипизируют другие социальные группы и призывают к репрессивным мерам по отношению к ним. И в этой связи весьма показательны настроения, царящие в русскоязычной общине Израиля. Так, например, в 2011-м году разразился громкий скандал: израильский социолог Гад Яир опубликовал исследование, в котором приписал выходцам из СНГ повышенную склонность к домашнему насилию и усмотрел основную причину этого в литературной традиции, на которой они выросли – в произведениях Достоевского, Тургенева и Толстого.

Семейное насилие распространено среди русских?

Возмущение, однако, вызвала не столько попытка опорочить великую русскую литературу, сколько утверждение, что внутрисемейное насилие в большей степени распространенно среди «русских», нежели по Израилю в целом. А вот здесь поспорить уже весьма трудно, так как это является попросту констатацией факта. Русскоязычные женщины составляют около 13% от женского населения Израиля. В то время, как их доля от общего числа женщин, убитых своими мужьями и партнерами, а также на почве «защиты семейной чести» (эта категория относится практически целиком и полностью к арабскому сектору) в 2015-м году – примерно 23%. А если мы берем только еврейский сектор, то и того больше (5 женщин из 14). И этот год отнюдь не является исключением. Так, в 2011-м году 5 из 14 убитых женщин (36%) были репатриантками из СНГ.

Флешмоб против домашнего насилия в Петербурге. Ежегодно только в Петербурге в полицию и в суды поступают больше двух тысяч заявлений от женщин ставших жертвами насилия, но по статистике, обращаются туда лишь 5 % пострадавших. Фото: feministki.livejournal.com

И это касается не только убийств. В 2015-м году 17% жалоб на домашнее насилие, поданных в израильскую полицию, поступили от русскоязычных женщин. Учитывая же традиционный российско-советский императив «не выносить сор из избы», можно с уверенностью предположить, что реальный процент русскоязычных женщин, подвергающихся насилию, гораздо выше. Ведь в России, согласно исследованию, проведенному в начале 2000-х гг., лишь 34.2% женщин и 29.3% мужчин считают, что в случае физического насилия в семье женщине следует обращаться к помощи закона. 56.6% женщин и 52.5% мужчин полагают, что женщина должна обратиться к родственникам или друзьям. А 43.7% и 51.9%, соответственно, убеждены, что женщина вообще ни к кому не должна обращаться за помощью. Очевидно, что если бы такое исследование было проведено среди израильского населения в целом, результаты были бы принципиально иными.

«Убивайте всех, господь распознает своих».

Таким образом, русскоязычная община как социальная группа, безусловно, имеет большую склонность к домашнему насилию, чем ряд других групп населения в Израиле (хотя и не идет ни в какое сравнение в этом плане с арабским сектором), а какими социокультурными факторами это обусловлено – тема для отдельного исследования. Тем не менее, если бы полиция принялась вламываться к людям в дома и подвергать их аресту на том основании, что они, как представители склонной к насилию социальной группы, представляют опасность для своих жен, то это вызвало бы шквал совершенно справедливого возмущения. А ведь именно за это и ратует значительная часть русскоязычной публики, как в Израиле, так и по всему миру, обсуждая «новогоднее насилие» в Кельне и ситуацию, сложившуюся в Европе в результате массового наплыва беженцев из арабских стран. Некоторые доходят до открытой и безоговорочной поддержки погрома, учиненного «русскими» немцами в приюте для беженцев в городе Брухзаль – мол, честь погромщикам и хвала, только они на всю Германию сподобились встать на защиту немецких женщин.

Действительно, социокультурный багаж выходцев из арабских обществ заключает в себе значительный потенциал гендерного насилия. Но нужно понимать, что применение принципа коллективной ответственности под любым, даже, казалось бы, самым оправданным предлогом, в конечном счете ведет к бесчеловечности, некогда выраженной в словах «убивайте всех, господь распознает своих». И рано или поздно эта бесчеловечность ударит бумерангом по тем, кто счел ее допустимой в отношении других людей.

Часть 2