Кадр из фильма " Еврейсое счастье"
Уехавшие VS оставшиеся
Я знаю людей, которые не могут или не хотят никуда уезжать. Эти люди делают иной выбор. Многие из них - сопротивляются в той или иной степени политическому и общественному мэйнстриму, делают это громко или тихо. Некоторые пытаются влиять на ситуацию. Тем или иным способом. А некоторые просто выбирают работать, учить детей, лечить больных и так далее.
В пространстве русскоязычного интернета (а сейчас это ничуть не менее реально, чем на кухнях или в конференц-залах) разгорелась жаркая полемика тех, кто уехал – и тех, кто остался.
Начал эту дискуссию Григорий Чхартишвили (Борис Акунин), живущий и работающий в Европе. Именно там он пишет сейчас свои романы. Являясь одним из самых издаваемых писателей в мире, он может себе это позволить. Однако высказался он о тех, кто живет в России, и выступил с некоей шкалой конформизма, заявив, что «каждый из нас, будучи честен с собой, может легко вычислить свое место на всей длинной дистанции от нулевой податливости до стопроцентной».
В качестве крайних точек советской компромиссной шкалы он назвал героического диссидента Анатолия Марченко (0 баллов) и беспроблемно колебавшегося с линией партии Сергея Михалкова (100 баллов). «Сегодня 100 баллов — это какой-нибудь Владимир Соловьев, а нулевая компромиссность была, допустим, у покойной Валерии Новодворской. Все прочие, за исключением убежденных путинистов, располагаются где-то между этими экстремумами».
“Впрочем, – добавляет писатель – я давно не был в России и наблюдаю за происходящим издалека. Очень интересно было бы узнать, как этот рубеж сегодня видят люди, находящиеся внутри ситуации. На какие компромиссы уважающему себя человеку идти сегодня еще можно, а на какие уже никак и ни за что? И на сколько баллов компромиссности оценивает себя каждый?»
Это вызвало бурную реакцию тех, кто живет в России и тех, кто их нее уехал. Например Владимир Познер бескомпромиссно заявил “А коли есть охота судить о России, то и жить следует в России» И предложил предположить : “Может быть, Владимир Соловьев убежден в том, что говорит?» Ну, оставим это предположение на его совести.
…Я, проживая уже не один и не два года в Израиле, далека от мысли, что судить о стране можно только живя в ней, как неосторожно выразился Владимир Познер, еще с советских времен обожающий как раз судить о разных странах. Например, не так давно легко сделал фильм об Израиле, побыв в стране пару недель от силы.
Писать о странах, где ты не живешь, но о которых думаешь, о которых твоя душа так или иначе болит – может каждый, на мой взгляд. Как известно, Тургенев, Бунин и Гоголь жили заграницей чуть ли не больше, чем в России и писали о ней же, Набоков написал за пределами родины замечательные романы, а Александр Герцен и вовсе «Колокол» издавал, глядя из Лондона. Не говоря уж о диссидентах более близких времен.
Едут из России и других стран, перемещаясь по миру достаточно легко, и сейчас. И думают, и пишут об оставленной родине. Но есть одно «но». Уехав, я, или кто-то еще, не приобретает сразу же сакрального и высокоморального права судить, оценивать по некоей шкале компромиссов нравственный выбор тех, кто остался. И расставлять оценки. И вот тут я даже с Познером, известным своей сервильностью власти, пожалуй, соглашусь. У каждого свой путь.
Я знаю людей, которые не могут или не хотят никуда уезжать (кстати, знаю таких людей и в России, и в Израиле. Или, например, в Америке). Эти люди делают иной выбор. Многие из них — сопротивляются в той или иной степени политическому мэйнстриму, делают это громко или тихо. Некоторые пытаются влиять на ситуацию. Тем или иным способом. А некоторые просто выбирают работать, учить детей, лечить больных и так далее. Компромисс ли это? Да, в какой-то степени. Как и вся наша жизнь.
Вся страна не уедет. И все журналисты, писатели и режиссеры – тоже. Мне понравилось в этой связи рассуждение Леонида Гозмана, который считает “Если вы хотите, чтобы вас услышали, вы должны выйти на чужое поле, где вас ненавидят и будут пытаться уничтожать. И если вы можете держать удар, стоять один против пяти или десяти, то кто-то поймет, что рано опускать руки — не все потеряно”. Компромисс ли это – не уезжать, не говорить брезгливо “Оставьте, я во всем этом не участвую”, а что-то делать, принимая правила игры? Да, это компромисс. Но я не буду судьей.
Может быть когда-то история, как это всегда бывает, оценит уровень их и нашего компромисса с обществом и государством, или бескомпромиссности. Героизма в редких случаях, или наоборот преступной роли тех, кто был ” первым учеником” по словам Евгения Шварца…
Но не нам, сделавшим свой болезненный выбор, сейчас этим заниматься. И даже хорошему писателю Акунину не стоило бы выстраивать шкалу….на мой взгляд.
- Убийство именем Российской ФедерацииГражданин мира
Cтраной, где нет исторической памяти, легче управлять
- Суд по MH17 и политика ультиматумовГражданин мира
По сути, ультиматум России – это требование о новом разделе Европы на сферы влияния. Станет ли Запад торговаться?
- «Омикрон» на гребне пятой волныГражданин мира
Закрытые границы, локдаун, новые симптомы. Что мы знаем про новую волну пандемии?