Политическая технология Артура Финкельштейна

Финкельштейн показал израильскому политическому истеблишменту, что программа никому не нужна. Содержательные речи — утомляют и не возбуждают. Нужно совсем другое. Запоминающиеся образы. Нужно вытащить из избирателя его ненависть, его страхи, его комплексы. И направить всё это дерьмо против противоположной стороны.

Как-то без особого резонанса прошло сообщение о смерти знаменитого политтехнолога Артура Финкельштейна.

А ведь человек — один из самых известных политических консультантов в мире — явно оказал влияние на историю современного Израиля. Причем поболее разных министров, депутатов, мэров.

Первый израильский кампейн Финкельштейна был самым известным: вопреки всем ожиданиям и результатам социологических опросов на выборах в 1996 году Биньямин Нетаниягу с лозунгом «Перес разделит Иерусалим» победил Шимона Переса. Звук разбитого стекла и Арафат, который тащит Шимона Переса — навсегда запали в душу и память израильтян.

Нетаниягу с женой и детьми в предвыборном кампейне 1996 года

Представления о том, как должен выглядеть пропагандистский ролик, в 1996 году изменились безвозвратно. До этого считалось, что в агитационной продукции кандидат должен излагать свою программу. Ролик был похож на содержательную микролекцию.

Финкельштейн показал израильскому политическому истеблишменту, что программа никому не нужна. Содержательные речи — утомляют и не возбуждают. Нужно совсем другое. Запоминающиеся образы. Нужно вытащить из избирателя его ненависть, его страхи, его комплексы. И направить всё это дерьмо против противоположной стороны.

Артур Финкельштельн был образцом политтехнолога в наиболее чистом виде. Что я имею в виду? Есть очень сильные представители этой профессии, который имеют твердое мнение, идеологическое содержание и пару-тройку приемов. И это все они стремятся навязать любому клиенту.

Так Реувен Адлер, который когда-то увидел, что Шарону подходит красная точка, портрет крупным планом, освещенный лучами яркого солнца, и подпись про «равновесие мнений», потом навязывал это Фуаду, Ольмерту, Ливни, Герцогу.

И Фуад после этого не понимал: почему к нему в Аводе относятся как к ликуднику. Голова Ольмерта крупным планом выглядела как луковое яйцо. А Герцог, растянутый под Шарона… слегка лопался.

У Финкельштейна как будто не было собственного содержания и собственного мнения. Была лишь технология. Технология растравливания. Он знал, как достать самые забрюшные комплексы электората и использовать их ради победы кандидата.

Вернее, этот человек умел растравливать публику против кого-то… похожего на себя. Этим образом он награждал противника своего кандидата.

Поэтому, будучи человеком весьма либеральных взглядов, он мазал любой либерализм таким слоем нечистот, что ни один мракобес или консерватор не сумел бы повторить. Финкельштейн работал с крайне правыми республиканцами, традиционалистами, этно-популистами,  консерваторами, националистами и расистами.

Будучи геем, он очень часто использовал гомофобные мотивы в своих кампейнах, работал с политическими силами, которые распространяли гомофобию. Он проводил кампейны против однополых браков,  хотя сам в то же время жил с супругом мужского пола, и двумя усыновленными детьми. В ответ на критику, Финкельштейн отвечал, что относится к своим кампейнам как к бизнесу, отделяя его от личных привязанностей и личной жизни. Наверное, точнее можно было бы сказать, что он отделял свою работу от совести, если она у него была.

Будучи евреем, он часто прибегал к антисемитской риторике. В 70-х, во время одного из кампейнов, он запусти юдофобскую агитацию под видом социологического опроса против противоположного кандидата — демократа-еврея. Жителей Южной Каролины обзванивали, предлагая ответить на вопрос: хотите ли вы, чтоб вас представлял еврей, который не верит в Иисуса?

Последние годы он работал с президентом Венгрии Виктором Орбаном, который славится юдофобскими высказываниями, антизападной риторикой, желанием обелить прислужников Гитлера — палачей венгерского Холокоста. Орбан одновременно говорил о необходимости глорифицировать Хорти, еврейском заговоре Сороса, который хочет погубить Венгрию… И приглашал Биньямина Нетаниягу, который приехав с визитом, фактически выдал ему свидетельство о кошерности.

Для Финкельштейна PR – был технологией в чистом виде. Технологией, которой он владел довольно хорошо (несколько идиотских ошибок, которых он допустил, например, предложив объединить список Ликуда и НДИ перед выборами 2013 года — не в счет).

В детстве прочитал я в одной книге притчу о палаче, который великолепно владел своим ремеслом.

Я её вспоминаю иногда, когда речь идет о некоторых «выдающихся мастерах своего дела».

Жил был палач. Он был мастером своего дела: умел отсекать голову так ловко, что топор у него всегда оставался сухим.

Молниеносным движением он совершал казнь и торжествующе поднимал над плахой сверкающий, не обагренный кровью топор.

Качественная работа. Толпа восхищенно рукоплескала.

В народе о нем говорили: «Золотые руки у этого парня!»

Шестнадцать деревень и один городок спорили за право называться его родиной. Это была слава. И палач был доволен собой и горд своим искусством.

А почему? Зачем он рубил голову? Он делал своё дело. Получал за это неплохие гонорары. И не интересовался посторонними вопросами. Он не спрашивал, за какие преступления приговорен к смерти тот, кому он отсекал голову. Его это не интересовало.

Он даже не смотрел им в лицо. Зачем? Его интересовало не лицо, а шея.

Тем более, он не считал нужным смотреть куда, подпрыгивая, катится ещё полуживая голова, сверкающая безумными глазами.

Это не его дело. У него была другая забота: молниеносным движением совершить казнь, оставить топор сухим и заслужить одобрение народа.

В доме повешенных не говорят о веревке. В доме казненных – о топоре. В доме палача не говорят о личности казненных, только о технике владения топором.

Если кто должен был мучиться сомнениями по поводу личности приговоренного, его вины, необходимости казни… то это не палач, а тот, кто подписывал приговор — заказчик казни. Если потомки кого и осудят — это его, а не исполнителя, который работал за плату.

А поднимающий над плахой сухой топор знал – потомки скажут о нем то же, что и современники: «Золотые руки у парня».

«Мастер! – скажут они. – Ух, какой был мастер!»

Поэтому он не хотел знать ничего, кроме мига своей работы – ни до, ни после. Ни – за что приговор, ни – куда укатилась голова.

Какова мораль сей притчи? Даже великолепно выполненная работа палача — истинным мастером с золотыми руками — остается работой палача. Она не становится от этого более нравственной, моральной, этичной. Этика тут вообще не причем. Это технология.

«Люди, страдающие болезненной интеллигентностью, совершают обычную неквалифицированную подмену: гнусное дело они путают с хорошим исполнением его» — писал Аркадий Белинков в книге “Сдача и гибель советского интеллигента”.

Артур Финкельштейн  был великолепным мастером своего дело. Остальное — к его заказчикам: от американских расистов до Нетаниягу, от Либермана до Виктора Орбана.