Евгений Эрлих с семьей. Фото: семейный архив
Евгений Эрлих: «Мы – русские израильтяне в пути»
В Израиле ты привыкаешь, приучаешься очень много работать. Так напряженно, как работают израильтяне, мне кажется, не работают нигде. Поэтому, когда израильтяне перемещаются в другую страну, выясняется, что если израильские усилия приложить в Европе, они очень быстро приводят к успеху, в том числе в деньгах... Это обидно, ведь в Европе ты расслабляешься. Израильтяне достойны лучшего.
Продолжая свои попытки найти ответы на вопросы о том, что заставляет моих сверстников и коллег покидать Израиль и искать себе новую среду обитания, я решил поговорить с журналистом и телеведущим Евгением Эрлихом. Мы не были лично знакомы, но я часто видел его репортажи, периодически приезжая в Израиль. Эрлих казался мне маститым телевизионщиком, виртуозно вписавшимся в беспощадно узкий и сложный рынок израильских русскоязычных СМИ. Поэтому я очень удивился, увидев несколько лет назад его посты о переезде в Латвию и работе в странах Балтии. Что может подвигнуть взрослого и профессионально состоявшегося человека пойти на еще один переезд? Мы договорились о разговоре длиной в 45 минут, но проговорили более двух часов.
– Женя, как правило, я начинаю расспрашивать человека о жизни с момента его приезда в Израиль. Однако в твоём случае необходимо копнуть гораздо глубже, поскольку в Израиль ты приехал взрослым человеком и опытным журналистом.
– Моя журналистская карьера началась в 1999, в Новосибирске. На телевидение я попал во многом случайно, и уже взрослым человеком, в 30 лет. Отработал в Новосибирске два года и улетел в Москву, хотелось как-то вырваться за рамки областных новостей. Ну и вырвался. В общем, меня взяли репортером на московский канал ТВЦ. И как-то сразу начались командировки по горячим точкам, ну, сам напросился, конечно: Чечня, Афганистан, Ирак, конфликты разные – Узбекистан, Таджикистан, Оранжевая революция в Украине. Много чего было. Но и платили хорошо. И даже на улице иногда узнавали. В общем, мне нравилось.
-Что же заставило преуспевающего московского журналиста переехать в Израиль?
-А в начале 2000-х ситуация в стране поменялась. На телевидении начали довольно резко «закручивать гайки». Вот все эти истории, когда неугодные каналы просто закрывали: «старое» НТВ, ТВ-6, ТВС. Ну, а остальные сами все поняли – не дураки. И люди из Кремля уже запросто звонили с инструкциями главным. Короче, если не цензура, то самоцензура просто стала главной особенностью мыслительного процесса журналистов и редакторов на ТВ. И все стали соблюдать «линию партии», такое реальное «Назад в СССР». А я возвращаться назад не собирался. И семья моя не собиралась. Опять же в редакции стало невозможно работать. Журналист я неудобный, признаю, подстраиваться под редакционную политику не умею – ты или журналист, или подстраиватель. Стало понятно, что моя карьера в России закончилась. И мы пошли оформлять документы в Израиль. А в марте 2006 мы улетели.
-Что ты ждал от Израиля?
-Да ничего такого не ждали. Мы, вообще, чего греха таить, ехали тогда не в Израиль, а из России прежде всего. Хотя надеялись, что тут земля молока и меда (смеется). Поселились первое время в киббуце на севере страны и старательно учили иврит. А в июле 2006 началась Вторая Ливанская война. Ракеты летали у нас над головами. Ульпан закрылся. Ну я, как военный корр, побежал устраиваться на местные русскоязычные телеканалы, вдруг повезет. На 9 канале («Израиль плюс») главред новостей задал один вопрос: «Ты иврит знаешь? – Вот как выучишь – приходи».
Ну а потом такое же короткое собеседование случилось в израильской редакции телеканала RTVi. Главред Таня Кисилевская посмотрела мои сюжеты и тоже спросила один раз: «Когда ты можешь выйти на работу?» Так я стал израильским журналистом, без иврита. И невероятно за это благодарен всем ребятам с RTVi. Они мне очень много помогали.
-В чем работа тележурналиста в Израиле отличалась от работы в России?
-А появилось ощущение невероятной свободы. Несколько лет работы в Москве приучили меня взвешивать каждое слово: «что пропустят в эфир, а что гарантировано нет». А тут вдруг открыты все темы, никаких черных списков – говорим без стеснения обо всем. Ну вот как будто рухнули оковы. Кроме того, на RTVI был очень сильный и дружный коллектив. Мне было очень комфортно.
-Тебе несказанно повезло так быстро устроиться работать по профессии в Израиле.
-Это правда. Но моя история лишь началась с удачи. А спустя 6 месяцев меня уволили – на RTVi деньги закончились. И вот тут-то все и началось. Надо было кормить семью. Как нормальный оле хадаш я пошел искать себя и неожиданно обнаружил себя сначала в бригаде сборщиков мебели. А потом с товарищем мы переквалифицировались в установщиков кондиционеров (все-таки у меня за плечами был монтажный техникум). Работа, к слову, адская. Начинали в 6 утра, в 11 ночи заканчивали. В среднем за день монтировали по 5-6 кондиционеров (вряд ли нам кто-то сейчас поверит). Деньги были тяжелые, но много.
И вот однажды, помню, я – в какой-то арабской деревне: жара нестерпимая, пыль, сам потный, грязный, с дрелью наперевес, пристраиваю очередной «мазган». И тут звонок на мобильный: «Здравствуйте, Евгений! Вы выиграли телевизионный конкурс НТВ «Профессия репортёр». Вам надо прилететь в Москву на церемонию!»
Ну вот представьте себе эту картину?! У меня муэдзин на соседней улице разрывается… а мой репортаж признан лучшим в России в одной из номинаций. Бред, в общем. Я уж и забыл даже. Действительно, месяца за три до этого отправил пару сюжетов на конкурс, думал так, ради шутки.
А потом мне позвонили с RTVi и предложили вернуться. В общем, наверное, опять повезло. Постепенно я наладил сотрудничество с коллегами из Рен-ТВ (Москва). А потом началась очередная война, и новости из Израиля понадобились всем. Так что я, будучи израильским русскоязычным журналистом-фрилансером, как-то вдруг стал востребован в некоторых российских СМИ. Что, собственно, и позволило худо-бедно зарабатывать.
-Как ты себя чувствовал в Израиле и, главное, кем ты себя чувствовал в Израиле?
-Сначала таким путешественником, смотрел со стороны, изучал. Работа журналиста дает уникальный шанс в кратчайшие сроки побывать везде и всюду. Сегодня ты, по работе, стартап снимаешь, завтра заседание правительства или разрушенный дом в Сдероте. В общем, через очень короткое время эта страна стала для меня своей, родной. Она мне очень понравилась. Мы вдруг превратились в израильтян. У всех, конечно, свои опыт и восприятие. Для нас было главное – это отношение. Отношение страны к тебе, людей к тебе. Мы вдруг почувствовали, что нам здесь рады. Не то, что на шею бросаются, но мы абсолютно здесь свои. И Израиль – это такая большая семья: где ругаются, скандалят. Или, наоборот, все к тебе лезут с советами. Но ключевое слово – это семья. Если горе, то семья поддержит, если радость – все будем вместе пить. Вот этого ощущения в России практически не было.
Поразила израильская армия. У меня за плечами два года советской армии. И сюжеты про российских солдат я снимал часто, особенно в Чечне. Но когда мы готовили серию материалов про ЦАХАЛ, я чуть не расплакался от обиды, что не смог в этой армии служить.
У меня нет розовых очков – опять же, спасибо профессии. И все же, это добрая страна.
-В какой момент ты стал корреспондентом «9 канала»?
По-моему, в 2009-м. RTVi совсем уже дышал на ладан, начали увольнять даже фрилансеров. Вот так в течение трех лет меня дважды уволили с одного и того же канала. А Служба новостей Девятки как раз набирала журналистов. Меня пригласил глава новостной службы Алик Гольцекер. И я согласился.
-Ты параллельно работал на Девятке и для российского ТВ. Ощущалась ли разница?
-Ну, до поры до времени мои репортажи из Израиля в российских СМИ никто не цензурировал. Тогда еще Россия не была окружена врагами, и можно было спокойно и честно работать. Было даже интересно посылать в Москву разные материалы об израильской жизни: думалось, что россияне сейчас посмотрят, как «у евреев все устроено», и возьмут пример. Но в 2011-м меня попросили не касаться некоторых тем. А в 2012-м на том же Рен-ТВ новое начальство заявило, что «нам не нужна эта сионистская пропаганда». И на этом контакты с российскими СМИ практически закончились.
А 9 канал, скажу честно, меня поразил своей самоотверженностью. В то время уже все российские телередакции практически разучились работать в прямом эфире. Какие прямые эфиры, если надо согласовывать каждый шаг? А на Девятке, в случае войны или кризиса, весь коллектив вдруг превращался в хорошо отлаженный механизм, который мог крутить новости в прямом эфире сутками! При том, что по всем ресурсам 9-ка не сравнится ни с одним федеральным каналом в Москве.
9 канал, конечно, часто ругали за некую провинциальность. Да, не без этого. Но в случае ЧП я бы привозил сюда всех журналистов учиться и учиться. И это было также большой школой и для меня. Никогда так много в прямом эфире (часами) я до того не работал.
-Когда же ты начал в очередной раз собирать чемоданы?
-Да, честно говоря, я не планировал никуда собираться. Но как-то все так сложилось. Во-первых, устала жена. За 9 лет нашей жизни в Израиле случилось три большие войны, и пяток всяких мелких. Я постоянно уезжал из дома, образно говоря, на передовую. Жена переживала. А потом ракеты стали долетать и до нашего дома в Ришон ле-Ционе. Тут уже дополнительное беспокойство за ребенка. Короче, устала она. И попросила «перекур».
А тут и работа моя стала «загибаться». На 9 канал пришла московская команда, которая ничего не понимала в израильских реалиях. Учиться у израильтян они ничему не хотели, наоборот, считали, что разбираются в профессии лучше всех. И лично мне стало понятно, что канал они довольно быстро «убьют». Попытка что-то объяснить начальству только привела к серьезному конфликту. Ну, я и уволился. А канал, к слову, в течение следующих двух лет действительно рухнул, если сравнивать то, какой была 9-ка до москвичей и какой она предстает ныне. Ну и поувольняли практически всех – нормальный такой московский менеджмент.
Короче, так сложилось – работы нет, жена устала. Мы продали израильскую квартиру, рассчитались с машкантой, и еще хватило на квартиру в Риге. А там как раз действовала льготная программа по легализации – купил квартиру, получил ВНЖ.
Это, конечно, афера. До того в странах Балтии мы вообще ни разу не были. Но тем интереснее.
-Как ты начал работать в Латвии?
–Опять повезло! На RTVi пришел новый собственник, и канал несколько ожил. И Катя Котрикадзе, главред новостной службы, предложила мне создать в Латвии балтийское бюро RTVi. А как раз 2014-й, случился Крым. И провинциальные балтийские республики вдруг стали восприниматься как передний рубеж противостояния Запада и путинской России. В общем, куда бы мы ни переезжали, там сразу горячая точка на карте мира.
Так что наше бюро оказалось моментально востребовано. Мы начали делать по три-четыре сюжета в неделю. И за два года я, по сути, открыл и изучил для себя новый балтийский мир. В 2016 новый канал «Настоящее время» (совместный проект “Голоса Америки” и “Радио Свобода”), предложил мне делать самостоятельный проект – еженедельную программу по главным событиям в странах Балтии. В итоге, теперь я ведущий и руководитель программы «Балтия. Неделя» на телеканале «Настоящее Время». Уже полтора года. И скажу вам с гордостью, что это единственная в мире программа (на любом языке) о жизни сразу трех стран.
-Хочу задать тебе вопрос, который когда-то задали Иосифу Бродскому: кто ты? Ты россиянин, ты израильтянин, русский, еврей?
-Я израильтянин, который родился в России. Русский израильтянин, (причем оба этих значения для меня равноценны), который сегодня живет в Латвии, и который точно знает, что впереди, очевидно, будет ещё несколько стран. Не то, что «счастье еврея в дороге». Но есть ощущение, что у нас еще все впереди. Мы точно никогда уже не вернёмся в Россию. Сегодня для нас это во многом чужая страна. И мы в ней чужие. А Израиль — вот это реальная родина, о которой мы всегда думаем.
-Русский израильтянин? С первой частью понятно. А что есть израильского?
-Во-первых, это ощущение дома. Ребенок вырос и покинул родной дом и приезжает туда иногда на мамины пирожки. Вот и мы в любой момент можем вернуться без приглашения, как домой.
Ну и конечно, израильское – это свобода. Возможность смотреть на всё со стороны. За пределами Израиля ты как бы наблюдатель – здесь интересно, но это не наше, улыбаемся и машем. Израиль даёт гарантию безопасности. В случае чего, мы знаем куда бежать, образно говоря.
Опять же, любая эмиграция — это, конечно, огромный стресс. Но после израильского стресса нам ничего не страшно.
У нас израильский опыт выживания. В Израиле реально ты привыкаешь, приучаешься очень много работать. Так напряженно, как работают израильтяне, мне кажется, не работают нигде. Поэтому, когда израильтяне перемещаются в другую страну, выясняется, что, если израильские усилия приложить в Европе, они очень быстро приводят к успеху, в том числе в деньгах.
Ну и еще израильское ощущение мира, израильская наглость – в этом смысле мы тоже израильтяне. Мы ничего не боимся. Когда я встречаюсь с русскоязычными израильтянами здесь в Латвии, вижу то же самое. Все довольно твёрдо стоят на ногах. Нет трусости в жизни.
-Чего из израильской жизни тебе сейчас наиболее остро не хватает?
-Ощущения тепла. Мы приезжаем в Израиль, и ты погружаешься в панибратское тёплое отношение израильтян. Ты можешь, не стесняясь, легко подойти к любому человеку и что-то спросить, или он к тебе – отсутствие официальной дистанции, это согревает. Это тель-авивская абсолютная свобода. В Латвии и в Европе все намного холоднее.
-Твой сегодняшний взгляд на то, что происходит в Израиле? Изменился ли он?
-Те проблемы, которые очень сильно тебя волновали, трогали внутри Израиля, теперь воспринимаются чуть отстраненно, менее эмоционально. И знаете, ощущение, что наблюдаешь из-за приоткрытых дверей жизнь в коммуналке: там иногда дерутся, мирятся. Но в целом жизнь идет. Так что со стороны все не так трагично, как внутри.
Ну и мое открытие, глядя из-за границы, что мир, по большому счету, к Израилю равнодушен. Про Израиль вспоминают только если идёт война, или в Европе случился теракт. Миру плевать на ближневосточные нюансы. Всем гораздо важнее свои внутренние проблемы. Так что, когда Израиль кричит про «плохое отношение к себе со стороны мирового сообщества» – это, все-таки, натяжка. Все думают прежде всего о своих интересах.
Опять же, в Европе очень быстро привыкаешь к европейской чистоте. В Израиле – свежим взглядом, ну, очень грязно.
В Европе у человека есть личное пространство. В Израиле ты всегда в коллективе. И от этого устаешь, все-таки.
И главная проблема – очень тяжело в Израиле даются деньги. Я приезжаю и смотрю на своих коллег журналистов, операторов, просто знакомых. Люди очень тяжело и много работают, но они совсем не разбогатели и лишь продолжают выплачивать ипотеку. Во всем остальном никакой роскоши. Это обидно, ведь в Европе ты расслабляешься. Ты чуть меньше работаешь и серьезно больше получаешь. Израильтяне достойны лучшего.
- Хрупкий город под бетонной плитойАрт-политика
"Я поднес мацу к лампе и увидел, как красиво это выглядит на просвет"
- Людмила Коган: "Душа требовала перемен"Арт-политика
"Никогда не бывает поздно"
- Ницан Горовиц: "Я бы не хотел тотальных карантинов"Интервью
"Я против метода аккордеона - карантин, отмена и снова карантин"