Выбор между ужасным и самым ужасным

"Он использовал ее в течение длительного периода. Ее мать знала об этом и молча наблюдала со стороны. Когда Моран попросила остановить все это, мать поставила ее перед выбором: не хочешь продолжать - уходи из дома. Моран переехала в интернат, подала жалобу. Полиция настояла на судебной сделке - он получил полгода исправительных работ. Она была не готова с этим смириться, и теперь ей была нужна помощь. Суд заявил, что она не имеет права вмешиваться, ей не позволили быть свидетелем. В тот период она не хотела иметь дело с психологами. Она рассуждала исключительно в категориях правды и справедливости". Сексуальное насилие - убивает. История Моран, девушки, которая выбрала прекратить боль.

После продолжительной борьбы с болезнью, Моран выбрала достойный уход из жизни.

16 января после обеда, в одном из пригородов Цюриха, она выпила маленькую рюмку пентобарбитала, вызывающего смерть от остановки дыхания во сне, и завершила земной путь страданий. Она уснула с улыбкой на устах.

“Вся моя жизнь была выбором между ужасным и самым ужасным. В 9-м классе мама попросила меня решить, хочу ли я оставаться дома или хочу покинуть его. Затем я выбирала между прыжком с 4-го этажа и насильственной госпитализацией. Потом передо мной стоял выбор – умереть от боли или от лекарств. А теперь выбор – дадут ли мне умереть по психиатрическим или соматическим причинам. Я слишком часто в своей жизни должна была выбирать между плохими вариантами. Ни один режиссер не смог бы придумать такую жизнь”.

1997 год. Я работаю инструктором в интернате. Зимний вечер, стук в дверь. На пороге стоит Моран: “Мне нужна помощь, у меня нет выхода, я должна кому-то довериться”. С начала учебного года я ждала, что это произойдет. Что она вступит со мной в диалог. Острый взгляд, осторожная улыбка, скрывающая огромную печаль, слишком горделивая походка для ученицы интерната, умные, жалящие реплики, затишье и буря, бескомпромиссная правда. Но я даже не представляла себе, что за всем этим стоит.

Ее отец умер, когда Моран было 12 лет Некоторое время спустя они познакомились с Ициком, который стал спутником жизни ее матери. Но не только матери. Он использовал  юность Моран, ее наивность и необходимость в отцовской любви. Он использовал ее в течение длительного периода. Ее мать знала об этом и молча наблюдала со стороны. Когда Моран попросила остановить все это, мать поставила ее перед выбором: не хочешь продолжать –  уходи из дома.

Моран переехала в интернат, подала жалобу.  Полиция настояла на судебной сделке –  он получил полгода исправительных работ. Она была не готова с этим смириться, и теперь ей была нужна помощь. Суд заявил, что она не имеет права вмешиваться, ей не позволили быть свидетелем. Ни у кого из нас не было денег на адвоката или психологов. В тот период она не хотела иметь дело с психологами. Она рассуждала исключительно в категориях правды и справедливости. Мы обратились в Совет по защите прав ребенка, они были настроены пессимистически. Но все-таки, каким-то чудом, им удалось добиться пересмотра дела. Суд выразил полиции свое недовольство. Он получил полгода тюремного закючения. Мать осталась с ним.

“Пережить Ицика я могла, но предательство матери – нет”.

Именно из-за Моран я решила работать с трудными подростками. В последующие годы мы поддерживали связь, которая становилась с каждым годом все более редкой. Я издала книгу, и Моран послала мне свою рукопись, которую хотела опубликовать, всю жизнь она вела дневник (пока болезнь не прервала эту привычку). Закончив первый год обучения на юрдическом факультете, Моран решила изучать литературу, чтобы писать самой. Она никогда не стыдилась своей личной истории, в этом не было ее вины. Еще через несколько лет мы встретились в тель-авивском кафе. Она рассказала мне об иске, который подала. Она намерена забрать у них все, но позволит матери жить в доме в качестве социально защищенного квартиросъемщика, она не хочет, чтобы мама оказалась на улице.

“Я гуляю с собаками по бульвару Ротшильда и чувствую себя обнаженной, ты понимаешь, о чем я говорю? Каждому есть, что сказать. Мы должны выходить на улицу, готовыми ко всему, готовыми защищаться. Даже все эти врачи, все эти психиатры не могут не бросать этот характерный взгляд. Когда я в больнице, я ношу бюстгальтер – только по этой причине”.

Порой я давала волю своему оптимизму и представляла, как Моран разбогатеет и сможет позволить себе необходимое лечение, и с ней все будет в порядке.

Менее года назад я послала ей сообщение – как дела? Два дня спустя пришел невнятный ответ. Я потребовала подробностей. Положение было тяжелым. После уговоров она согласилась на мой визит к ней. Моран лежала в постели почти без движения, страдала от болей во всем теле. За прошедшие годы она была несколько раз госпитализирована в психиатрической больнице и несколько раз пыталась покончить жизнь самоубийством. В тот роковой день она выпрыгнула из окна квартиры своей матери на четвертом этаже. Она помнила прыжок, помнила падение. Первым к ней подбежал зеленщик, которому она дала номер телефона своего психолога.

Через несколько месяцев пребывания в реабилитационном центре Левинштейн она начала ходить. Но молодое спортивное тело было сильно повреждено. Многие годы она хотела умереть. И вот когда она все-таки приняла решение жить, тело изменило ей. Операции, отказывающийся работать организм, все виды лекарств, госпитализации, адские боли. После того, как со всей настойчивостью Моран пыталась найти возможность преодолеть боль, в конце концов она решила уйти достойно. Она обратилась в швейцарскую организацию “Dignitas”, специализирующейся на эвтаназии. Тогда еще боли были намного меньше, она не представляла себе, насколько ужасными они станут в период ожидания.

Прошел целый год, пока Моран удалось завершить оформление всех бумаг, и она была приглашена на первую встречу в Швейцарии. Я отвезла ее в аэропорт, она передвигалась в инвалидной коляске, но выглядела довольной. “Они готовы признать мое право на смерть. По-видимому, в начале января”. Четыре месяца – для нее были вечностью в том аду боли, в котором она жила. Неопределенность – пытка не меньшая, чем боль. И все-таки пришел долгожданный мейл. Последняя встреча была назначена на 16 января. Почти через двадцать лет после того вечера, когда я впервые поговорила с Моран.

Пост автора в ФБ