Мораль или насилие
Вот такой, казалось бы, простой и очевидный тезис, состоящий из двух частей:
1. Любой способ самовыражения личности, любые проявления присущих ей предпочтений в какой бы то ни было сфере, будь то частной или публичной, и все, что происходит между людьми по их взаимному согласию и влечению, не подлежит никаким запретам и ограничениям, ни законодательным, ни нормативным, ни моральным.
2. Любые действия, включающие в себя какой-либо элемент насилия по отношению к другим людям – не только прямое насилие, но и унижение, даже символическое или словесное, доминирование в любой форме, навязывание другому человеку чуждой для него роли и лишение его возможности следовать собственным желаниям, – недопустимы и не могут быть оправданы ничем, ни культурными традициями, ни свободой искусства, ни коммерческими соображениями, ни нуждами тех или иных групп населения.
Казалось бы… Но выясняется, что люди способны воспринимать две части этого тезиса исключительно по отдельности. Попытка же соединить их воедино вызывает короткое замыкание даже в самых продвинутых мозгах. И никак не получается им объяснить, почему перформансы Мило Мойре или фестиваль “Тело и свобода” в Швейцарии – это хорошо, а изображение министра юстиции Аелет Шакед в голом виде и сексуально-соблазнительной позе – это плохо, почему приемлемы свинг или БДСМ-вечеринки, а вот оргия с пьяной девушкой в клубе “Алленби-40” – это групповое изнасилование. Почему любой формат сексуальных отношений с любым количеством партнеров, при наличии влечения у всех задействованных сторон, не должен вызывать у общества никаких нареканий, в отличие от проституции, являющейся тяжелейшим насилием над личностью.
Одни люди обвиняют меня в проповеди тотальной распущенности и стремлении уничтожить основы культуры. Другие же, напротив, называют меня ханжой и приписывают мне стремление все обложить запретами. Одни говорят: да-да, разумеется, свобода во всем, но как же это сочетается с криминализацией клиентов проституток, запретом коммерческой порнографии и цензурированием изображения Аелет Шакед? Другие недоумевают, чем же в таком случае меня не устраивают требования скромности, предъявляемые религией. Ведь эти требования точно так же подразумевают запрет проституции, порнографии и объективирующих изображений женщин в искусстве. И ни первые, ни вторые не могут взять в толк, что ключевое слово здесь “насилие”, а не “мораль”. Именно по этой линии в моем понимании проходит водораздел между допустимым и недопустимым в любых областях, в том числе и в искусстве.
Можно изображать мифологического персонажа Мухаммеда со свиной головой или имитировать совокупление на площади перед Верховной радой, как это сделал некий украинский анархист. Кому не нравится – пусть не смотрит. Но нельзя при этом изображать конкретного мусульманина со свиной головой или превращать в сексуальный объект политическую фигуру, вопреки ее воле выставляя ее в таком виде на всеобщее обозрение. Потому что это уже не провокационное высказывание, а вторжение в личностное пространство конкретного человека. Ведь это так просто, не правда ли? И тем не менее, у меня не получается это донести даже до самых близких мне в мировоззренческом плане людей. При этом они могут демонстрировать максимальное понимание и широту кругозора по многим другим, гораздо более сложным, темам, таким, например, как классовое расслоение, арабо-израильский конфликт или мировая геополитика. А в этом месте как будто вырастает стена, о которую можно биться головой до помутнения рассудка, не производя ни малейшего эффекта. Чем именно объясняется этот феномен, я так до сих пор и не сумел полностью для себя прояснить.
Посты блогеров размещаются на сайте РеЛевант без изменений стилистики и орфографии первоисточника. Исключения составляют нецензурные выражения, заменяемые звездочками. Мнения блогеров могут не совпадать с позицией редакции.
- Елки в ИзраилеБлогосфера
Кто все еще борется против светских праздников?
- Крик молчащихБлогосфера
33-летний аутист Идан Каган написал: «Мне здесь нехорошо», «я в заключении».
- У Курца есть чему поучитьсяБлогосфера
Себастьян Курц подал в отставку через три дня после начала расследования