Дела семейные

Что скрывают иногда в так называемых “приличных” семьях? Иллюстрация: Michael Miley Studio

Сетевой флешмоб украинской журналистки Анастасии Мельниченко #яНеБоюсьСказать (в украинском варианте #яНеБоюсьСказати) пробудил шквал эмоций. Помимо очевидного шока, сочувствия, возмущения и гнева, рассказы женщин постсоветского пространства вызывают немало вопросов. Например, тот факт, что далеко не все совершающие то или иное насилие, являются маргиналами, отщепенцами и осужденными преступниками, заставляет задуматься о природе насилия в так называемых “благополучных” семьях. Какова роль личного примера родителей в попустительстве насилию детей? Почему столько лет не смели подать голос бывшие девочки из “хороших” семей? Какая реакция ожидала тех, которые поделились хотя бы с родителями? Какова цена того, что все остается в семье? И можно ли что-то исправить, спустя много лет? Вопросы не новы, и ответы на них неоднозначны. Рассказ о давней трагедии в Англии – лишь один из многих примеров.

29 июня 1860 года в английской деревне Роуд в провинции Уилтшир был зверски убит 4-х летний мальчик Френсис Кент. Тельце ребенка с перерезанным горлом нашли в уборной, во дворе дома инспектора фабрик Сэмюела Кента и его второй жены Мэри. Мистер Кент обратился в местную полицию, и двое полицейских прибыли на место преступления. Однако осмотреть его им не удалось, так как убитый горем отец настаивал на том, что убийца прячется в окрестностях деревни, и его нужно немедленно задержать. Он даже указал направление, в котором следует искать, и двое полицейских беспрекословно удалились. Возвратились они ни с чем, и на этот раз настояли, чтобы их впустили в дом и позволили остаться на ночь, намереваясь отыскать улики и заодно защитить членов семьи в случае, если убийца вернется. Мистер Кент спорить не стал. Он радушно пригласил уставших и голодных полицейских отобедать на кухне, где и запер их на всю последующую ночь. С утра охрипшие стражи закона все-таки осмотрели место преступления и дом семейства Кент. Никаких улик найдено не было. Расследование зашло в тупик, и местная полиция вынуждена была обратиться за помощью в Скотланд Ярд. Столичная полиция откликнулась немедленно, и в Роуд был послан один из самых блестящих сыщиков, инспектор Джонатан Уичер.

Одной из первых опрошенных им свидетелей была Гарриет Голлоп, бывшая служанка семейства Кент. Гарриет не могла сообщить ничего важного по сути дела, так как давно уже не служила в их доме. Тем не менее, именно ее свидетельство определило подозрения Уичера. Гарриет, как и всякая служанка, живущая в господском доме, могла поведать о жизни хозяев немало того, о чем они предпочли бы промолчать. Бывшая служанка рассказала внимательному и обходительному детективу о том, что мистер Кент и его первая жена, скончавшаяся несколько лет тому назад, никогда не спали в одной спальне. Комната же гувернантки его детей, на которой он женился после смерти первой жены, и его спальня были смежными. Ни у хозяйки, ни у обслуги не было ни малейших сомнений в том, что глава семейства проводил ночи в комнате гувернантки. Однако, этого ему показалось недостаточно. Сэмюел Кент потребовал, чтобы дети и прислуга обращались с гувернанткой как с хозяйкой дома. Это распоряжение не пришлось по вкусу ни первым, ни вторым, не говоря уже о его болезненной жене, которая в очередной раз слегла и не выходила из своей комнаты. Но слово хозяина было законом в доме, и гувернантка воцарилась на правах хозяйки дома, не менее деспотичной, чем ее покровитель. Слуги покидали дом, не в силах терпеть тиранию хозяина и его любовницы. На их место приходили новые. Детям идти было некуда. Тринадцатилетняя старшая дочь Кента, Констанс, и ее одиннадцатилетний брат Уильям, пытались однажды сбежать из дома.

Решительной Констанс, переодевшейся в мужскую одежду, и ее покладистому брату удалось уйти довольно далеко, но в конечном итоге детей нашли и вернули домой. Вскоре после этого первая жена Кента умерла. Сразу по окончании траура Кент женился на гувернантке. У супругов Кент родилось трое детей, одного из которых, четырехлетнего Френсиса, и нашли зверски убитым страшным июньским утром 1860 года.

Рассказ служанки укрепил подозрение Уичера в том, что убийцей является Констанс, которой к тому времени исполнилось 16 лет. Несмотря на то, что девушка, по слухам, была искренне привязана к младшему братику-любимцу матери и отца, Уичер был отныне убежден, что его убийство было кровавой данью ненависти к мачехе.  Обличающая улика не заставила себя ждать: в ходе обыска комнаты Констанс, инспектор обнаружил скомканную ночную рубашку девушки, покрытую пятнами запекшейся крови. Он немедленно арестовал Констанс, но с этого момента события приняли неожиданный для него оборот.

Констанс Кент

По ходатайству мистера Кента местный мировой судья позволил всей его семье отсутствовать на коронерском разбирательстве, призванном опросить всех лиц, замешанных в деле, и официально установить причину смерти мальчика. Инспектору Уичеру было отказано в праве участвовать в допросе. В его докладах Комиссару Скотланд Ярда за четким и лаконичным изложением фактов все яснее чувствовалось сперва недоумение, затем возмущение, и под конец отчаяние.  Пресса, ежедневно сообщавшая о ходе дела, добавляла масла в огонь. Центральная лондонская Таймс и провинциальные газеты не упускали ни малейшей возможности заклеймить Уичера, посмевшего заподозрить девушку из респектабельной семьи. В одном из номеров Таймс прозвучало даже глумливое пожелание, чтобы инспектор убрал наконец окровавленную ночнушку долой с глаз публики. На досуге ему рекомендовалось подучить матриалы о женской физиологии, дабы уяснить, что происхождение крови на женской одежде далеко не всегда носит криминальный характер. Не выдержав этого шквала обвинений, и принимая близко к сердцу свою неудачу в расследовании убийства мальчика, Уичер покинул ряды полиции. Дело было закрыто. Пресса переключилась на новые сенсации. О семействе Кент забыли.

Инспектор Джонатан Уичер

Пять лет спустя на исповеди у своего священнику  Констанс Кент призналась, что в возрасте 16 лет она убила своего сводного брата из ненависти к мачехе. Священник велел ей немедленно сообщить об этом в полицию, что она и сделала. В ходе суда Констанс была признана виновной в убийстве брата и приговорена к 20 годам тюремного заключения. Суд, как и расследование, широко освещался прессой. Несчастная семья, чья репутация безнадежно пострадала от преступления старшей дочери, вызывала всеобщее сочувствие. Поведение супругов Кент в далеком прошлом и во время следствия и мотивы поступка Констанс не обсуждались. Да и то сказать, не было ни единого свидетельства того, что к их детям было применено физическое насилие, карающееся законом. А раз так, все должно было оставаться в семье. В 1866 году эдинбургская газета Дейли Ревью, позволившая себе упомянуть, что вторая миссис Кент в прошлом была гувернанткой, не пользовавшейся особым расположением своих питомцев, горько пожалела о своей вольности, так как супруги Кент пригрозили подать на нее в суд за клевету. Угроза не была приведена в действие, так как редакция выплатила огромную компенсацию безутешным родителям и принесла им публичные извинения.  Бывший инспектор Уичер подобной чести не удостоился. Констанс, неоднократно выражавшей раскаяние, и молившей Ее Величество о помиловании, было в нем отказано. По завершении срока заключения она эмигрировала в Австралию, где приняла монашеский обет. Сменив несколько родов богоугодной деятельности, в частности, врачевания и воспитания молодых девушек, на покой мисс Кент удалилась в должности главы дома медсестер.