Эйлабунская трагедия
Михаил Урицкий
Солдаты из бригады «Голани» заняли деревню Эйлабун 30 октября 1948-го года. Арабская армия отступила за день до этого. Входящих солдат встретили деревенские священнослужители и объявили о том, что население деревни отдает себя в их полное распоряжение. Солдаты приказали всем без исключения местным жителям выйти из церквей, где они прятались во время боев, и собраться на главном дворе. Первое убийство произошло уже на входе во двор – один человек был застрелен. Затем были отобраны тринадцать парней, которых отвели в сторону. Остальные жители Эйлабуна были изгнаны в соседнюю деревню, а оттуда – в Ливан. После того, как основная масса людей покинула пределы деревни, солдаты расстреляли отобранных ранее парней. О произошедшем стало известно европейским правительствам и ООН, на Израиль было оказано давление, и спустя некоторое время жителям Эйлабуна разрешили вернуться в свою деревню.
Корреспондент интернет-канала «Красное ТВ» побеседовал с непосредственными участниками тех трагических событий.
Рассказывает Джозеф Муалем:
Все началось с того, что еврейская армия заняла позиции в горах напротив деревни Эйлабун. Арабская армия дислоцировалась чуть позади деревни с южной стороны. Все время происходили стычки, слышались выстрелы, разрывы снарядов. Как-то раз деревня подверглась бомбардировке с воздуха. Поэтому, каждый раз, когда люди понимали, что ситуация накаляется, они начинали искать постройки, в которых можно было бы укрыться – которые не были бы разрушены при попадании в них бомбы. Такими постройками были католическая церковь и ортодоксальная церковь. Они были построены на основе арочных конструкций, придающих устойчивость. Таким же был, например, и наш дом. Во время боев люди искали именно такие места.
Так было и в тот день, когда все произошло: начались бомбардировки и люди принялись искать укрытие. В ночь накануне арабская армия стала продвигаться через деревню в сторону севера. Нам сказали, что они лишь меняют одну роту на другую, более сильную. То есть, вместо них вскоре прибудет другая рота. Вечером они ушли, а еврейская армия зашла в деревню и разместилась на главном дворе перед католической и ортодоксальной церквями. Людям приказали выйти из церквей. Все собрались во дворе. Часть людей вышли во двор через наш дом. Один человек, который был глухой, вышел через парадную дверь. На него закричали, но он не услышал. В него выстрелили и убили на месте.
Люди собрались во дворе, и солдаты начали осуществлять селекцию. Они выбрали тринадцать жителей деревни и отвели их в сторону. Переговоры велись с моим отцом, так как он был священником деревни. Когда еврейская армия зашла в деревню, он вышел навстречу с белым флагом и сказал, что отдает жителей Эйлабуна в распоряжение государства Израиль. Нужно отметить, что на людей, сидевших во дворе, со стен было направлено автоматическое огнестрельное оружие. Поэтому люди очень боялись. После того, как тринадцать человек отвели в сторону, остальным жителям Эйлабуна приказали двигаться на север в сторону деревни Магар. Мой отец спросил: «Зачем?». Что касается тех тринадцати, то мы думали, что их забирают для того, чтобы поместить под арест. В ответ на вопрос моего отца было сказано, что мы послужим для них живым щитом. Мол, если мы будем идти в Магар пешком, впереди еврейской армии, то арабы будут стрелять по нам, а не по ним. Были еще пять человек, которые пошли с ними. Потом им дали джип, чтобы он ехал по дороге на тот случай, если она заминирована. Чтобы подорвался именно этот джип, а не солдаты. Мы выдвинулись в сторону Магара. По дороге нас обстреляли, и кто-то был ранен на пути из Эйлабуна в Магар.
Рассказывает Джилинар Фарах:
Когда евреи вошли в деревню, мы были внутри церкви. Это было так…
– Перед тем, как вы оказались в церкви, как вы ощущали на себе военные действия?
Я тогда была примерно в возрасте одиннадцати лет. Мы постоянно слышали выстрелы. Потом начали распространяться слухи, что арабская армия вот-вот войдет в деревню. Но она сбежала. А потом вошла еврейская армия…
– Вы были в церкви еще до того, как арабская армия ушла?
Нет. Мы спрятались там уже после того, как они ушли. В церкви находилась большая часть деревни вместе с беженцами, которые пришли с гор, из Хаттина, из Тверии. Они бежали сюда, потому что думали, что война не доберется до Эйлабуна.
– От кого Вы узнали о том, что арабская армия ушла?
Я узнала об этом от взрослых, от папы с мамой, от соседей, от друзей. Арабская армия бежала…
– И тогда вы спрятались в церкви?
Да. Мы думали, что к церкви они проявят уважение. Еврейские солдаты вошли в церковь и приказали всем выйти. Мы вышли. Нас собрали там, где был главный двор. И вот в этом дворе все жители деревни сидели и ждали…
– Когда Вы выходили, видели ли Вы труп кого-то, кто погиб уже на выходе?
Нет. Они не сделали этого у нас на глазах. Кто-то, кто остался в деревне, видел, как произошло убийство. Нас вывели во двор, а потом погнали в деревню Магар. Уже после того, как забрали парней.
– Вы видели, как их забирали?
Да. Подходили к каждому, осматривали. Все они были красивыми, статными мужчинами. Потом их брали и отводили в сторону.
– Что Вы, будучи девочкой, думали тогда?
Я ничего не думала. Мы не предполагали, что их убьют. Мы думали, что их возьмут в армию или куда-то еще. Но что просто убьют – нет, об этом не думал никто. Потом нам сказали: «Вперед, двигайтесь в Магар. Если Магар не станет воевать с нами, то вы вернетесь». Мы пошли в Магар. Но когда мы прибыли в Магар, нам сказали: «Продолжайте идти дальше, в Ливан. Идите к королю Абдалле, будете там есть рис и мясо». Это я слышала своими ушами.
– Они говорили с вами на арабском?
Да. На арабском. В-общем, мы продолжили идти пешком. Среди нас были маленькие дети, которые шли босые. Но что было делать, мы продолжали идти. По пути мы присели отдохнуть в открытом месте, где повсюду были оливковые деревья. Моя сестра была голодна и все время плакала. Мой отец сказал, чтобы она взяла оливки с земли. Оливки были горькие и она начала плакать еще больше. Тогда он сказал: «Раз нечего есть, положи палец в рот». Другая моя сестра была тогда двух месяцев от роду. Она родилась в 1948-м году. Моя мать держала ее на руках, отец вел старшую сестру за руку, и вот так они шли. Отец тогда тоже был болен, но продолжал идти. Кого-то убили по дороге. А одна женщина с младенцем…
– Кто убил? Еврейская армия? Вы видели, как убили этого человека?
Нет. Я этого не видела. Но слышала, как люди говорили: «Он убит. Господи, помоги нам. Они наверняка убьют всех нас». Мы были полностью вымотаны. Одна женщина несла на руках младенца, который все время плакал. Она положила младенца под деревом со словами: «Господь поможет тебе, я ничего не могу сделать». Она оставила младенца на земле, и мы продолжили идти дальше. По дороге мой двоюродный брат – родной брат того, который погиб здесь – был тяжело ранен. Его нашла женщина из близлежащей деревни. Он был весь в крови, в его теле застряло одиннадцать пулевых осколков. Эта женщина забрала его в свою деревню, и оттуда его привезли в Бейрут в больницу. Там его вылечили. Он еще долго жил после этого, женился, умер своей смертью. Но в груди у него навсегда остался осколок, который не смогли извлечь из-за сердца. Сердце было очень близко, и его нельзя было вытащить. Девочек, и меня в том числе, забрали в какой-то монастырь, находившийся в Бейруте. Там мы очень страдали. Еда, которой мы питались, была полна червяков, тарелки вообще не мыли. Кто не ел, тех кормили насильно.
– Через сколько времени Вы вернулись в Эйлабун?
Я не помню. Взрослые вернулись раньше, а потом забрали и нас.
– Вы помните, при каких обстоятельствах Вам стало известно о том, что произошло с теми парнями, которых убили?
Я узнала об этом, как только мы вернулись. Одним из этих парней был мой двоюродный брат. Мы, девочки, все сходили по нему с ума. Он был обручен, должен был вскоре жениться. Он покупал всякие вещи из Сирии, мебель и т.п. Когда мы вернулись, то не нашли ничего, только голые стены. Ничего не осталось, ни коровы, ни кур, ни муки, ни масла, ни оливок. В домах ничего не было, только стены. Постепенно мы начали обустраиваться. У кого-то было немного денег, у кого-то – немного еды. Так со временем мы восстановили деревню и наладили быт. К тому моменту мы настрадались достаточно. Потом мы узнали подробно, как кто погиб, сколько людей погибло. У меня, бывшей в то время маленькой девочкой, все это отложилось в памяти. Из всех парней, которые были убиты, я лучше всего помню моего двоюродного брата. Он ведь вместе с семьей приехал к нам из Тверии. Его семья была там очень зажиточной. Они приехали к нам в деревню, думая, что здесь ничего не случится, так как Эйлабун – маленькая и незаметная деревушка. Они надеялись, что здесь им ничего не сделают. Многие по этой же причине бежали в Эйлабун из своих мест проживания. И вот, мой двоюродный брат был убит. Мы звали его «блондином»… Мы были тогда маленькими девочками.… А его не стало.
Еврейский мир
Арт-политика
- Европейский инстинкт Яакова ШаретаКонфликт
Критика Израиля с позиции европейских либеральных ценностей. Правомочна ли она?