Русская любовь Ариэля Шарона

Лили Галили

Израильтяне часто спрашивают себя, что бы произошло, если бы глава правительства Ицхак Рабин не был убит в 1995-ом году. Другой вопрос, который звучит реже, но является не менее важным, таков: что бы случилось, если бы Ариэль Шарон не удалился так внезапно из израильской политики, через 6 месяцев после драматического отступления из Газы  и прямо перед выборами 2006-го года?

Среди огромного количества гипотетических ответов, по крайней мере один не поддается сомнению. Русскоязычное население Израиля, около миллиона выходцев из стран бывшего Советского Союза, группа, изменившая в корне израильское общество за последние 20 лет, имела бы альтернативного лидера. Министр иностранных дел Авигдор  Либерман потерял бы по крайней мере половину своих избирателей, и политическая история Израиля была бы иной.

Этот сценарий не является всего лишь догадкой. За несколько недель до последнего инсульта Шарона, опросы показали, что больше половины русскоязычных избирателей (голоса которых эквивалентны 10 местам в кнессете) поддержали бы Шарона и проголосовали бы за его новую партию Кадима.

Они верили в Шарона. Они остались верны человеку, которому доверяли и которого уважали, точно также,  как они поддержали его во время отступления из Газы и эвакуации еврейских поселений, хоть и были инстинктивно против этого шага. С их точки зрения, Шарон обладал двумя необходимыми качествами: он был сильным лидером (очень ценное качество для русскоязычных репатриантов) и еврейским героем. Кроме того, он был настоящим “саброй”, коренным израильтянином с русской душой.

Все эти качества было легко превратить в  личную и политическую поддержку Шарона.  Когда Шарон заболел и оставил партию Кадима, его русскоязычные последователи сделали то же самое. Эхуд Ольмерт, преемник Шарона в партии Кадима, был малоизвестен русскоязычным израильтянам. И тогда Авигдор Либерман оказался более естественным выбором. Он и получил их поддержку на следующих выборах.

Отношения Шарона и русскоязычной  алии можно определить почти как любовные. Для них он не был тем спорным лидером, каким являлся для коренного израильского населения. Их еще не было здесь во время трагических событий Первой Ливанской войны 1982-го года. Они не участвовали в массовых демонстрациях против Шарона, во время которых его называли “убийцей” представители левого лагеря. Даже если они слышали об этом, слышать и пережить – это разные вещи. Русскоязычная пресса назвала эту войну “операцией по ликвидации террористов в Бейруте”. Все это позволяло им относиться к Шарону как к полностью положительной фигуре.

Это чувство было безусловно взаимным. С течением лет, становясь старше, Шарон чувствовал все большую связь со своими русскими корнями: с языком, на котором разговаривали его родители, приехавшие в Израиль как “халуцим”, с русской музыкой, которую он слышал, будучи ребенком, с русским духом, к которому он чувствовал сильное притяжение в результате репатриации русскоязычных евреев 90-ых годов. Все израильские политики заигрывали с русской улицей. Большинство из них не добились никакого успеха. Шарон, между тем, преуспел и добился взаимности.

В 2003-ем году близкий коллега пожаловался Шарону, что в предвыборном списке Ликуда наличествует всего один русскоязычный кандидат. Шарон ответил: ” Нет, их двое. Я – второй.” И он в самом деле так думал. В интервью 2011 , который дал сын Шарона, член кнессета Омри Шарон, он говорит:”Мой отец восхищался их сильным характером, упрямством, выдержкой. Он видел в них достойных партнеров, которые смогут помочь ему нести эту тяжелую ношу под названием государство Израиль. Это была глубоко эмоциональная связь.”

Шарон знал, как использовать эти особенные эмоциональные отношения в политических целях. У него был план: он собирался, еще будучи главой Ликуда, построить крепкие отношение между этой партией и русскоязычным электоратом, подобно тому, как Менахем Бегин построил такие же отношение между Ликудом и выходцами из стран Северной Африки (“мизрахим”).

Когда Шарон перешел в партию Кадима, он поменял свой план. Он собирался превратить эту партию ” в самую большую русскую партию в Израиле”. Он имел в виду, что Кадима будет больше, чем партия Либермана. Казалось, что этот план работает до того дня в январе 2006 года, когда он внезапно исчез из общественной жизни, 8 лет назад.

( перевод – Инда Криксунов)