Опыт толпы

фото Алиса Став

Вчера в Иерусалиме я на секунду почувствовала себя гордой и смелой принцессой, Алисой в стране чудес, которая попала в страну бедствий. Но не прошло и нескольких минут, как ощущения резко сменились: теперь я чувствовала себя скорее испуганным зайченком, единственное желание которого – найти какое-нибудь убежище и спрятаться там от «ада других». Друзья рассказывали мне, что в Иерусалиме на улицах царят ненависть, расизм и насилие. Я им верила, но не до конца. Вчера я все это увидела собственными глазами. Почувствовала на своей шкуре. Пережила это сама.

Я и мой друг пришли снимать демонстрацию напротив резиденции главы правительства. Мы проникли в самую гущу толпы как «шпионы». Вокруг раздавались выкрики «еврей – это душа, араб – это сукин сын» («йехуди зе нешама, арави зе бен зона») и другие подстрекательские и расистские лозунги. Перед демонстрантами были выставлены полицейские заграждения, по другую сторону которых находились несколько репортеров и небольшое количество левых, державших плакаты с надписями: «не причини зла», «нет насилию» и т.п. То есть, в общем-то, вполне отвечающие духу еврейства. Внезапно по ту сторону заграждения, где находились демонстранты, послышался возглас, усиленный мегафоном: «С той стороны леваки, давайте им покажем!». И вся толпа как стая голодных волков (да простят меня за сравнение эти милые зверьки) ринулась на заграждения, выкрикивая проклятия и угрозы. И если бы не полицейский кордон, преградивший им путь (не то чтобы я особенно верю в заботу о людях со стороны властей и силовых структур, но на этот раз они, видимо, не были заинтересованы в человеческих жертвах), то эта толпа неминуемо растерзала бы немногочисленных людей, собравшихся напротив.

Сначала мы снимали толпу изнутри, а потом медленно отделились от нее, обошли заграждение (полицейские, надо отдать им должное, быстро распознали нашу чужеродность толпе, и позволили выйти) и переместились на «правильную» сторону. После этого я узнала и задокументировала много нового о себе, например, что я «шлюха» и «арабская подстилка», а также что я должна «падать ниц при виде военной формы». Я стояла там, стараясь абстрагироваться от сыплющихся на меня оскорблений и проклятий, и снимала происходящее на камеру. Я не постесняюсь сказать, что в некоторой степени даже ощущала собственное благородство перед лицом бесчинствующей толпы, казавшейся мне странной и нелепой. Я не чувствовала себя в опасности, словно меня прикрывал невидимый мистический щит.

Но это ощущение «царственной» отстраненности от происходящего прошло весьма быстро. Когда мы уходили оттуда, я начала возвращаться к реальности, и представила себе, что полицейские отодвигают заграждения, и стая хищников в человеческих обличиях устремляется вслед за мной, чтобы учинить линч. Ведь это же такой соблазн для толпы – устроить охоту на блондинку-металлистку готичного вида, одетую во все черное, то есть, с весьма запоминающейся внешностью. Тем более, что я наверняка разозлила их своим подчеркнутым безразличием к проклятиям и угрозам, выкрикиваемым в мой адрес. И тогда во мне проснулся зайченок, маленький и испуганный.

Я чувствовала себя в относительной безопасности только потому, что мой друг был рядом, и мы снова присоединились к нашим друзьям из «Единства» (анархо-коммунистическое движение). Я предложила идти вместе с другими левыми активистами. Но в моей голове при этом непрерывно звенела мысль: ведь если хищники вырвутся наружу, то они начнут охотиться за мной, за нами, и ничто их не остановит. Возможно, также дала себя знать моя детская травма: так сложилось, что в свое время, мне пришлось немало настрадаться от антисемитизма. Сейчас в глазах преследователей я видела ту самую ненависть, которая когда-то концентрировлась в знакомом мне с детства ужасном лозунге «смерть жидам!». Здесь в Иерусалиме, Святом городе, где живет народ Израиля – евреи, которые должны быть «жаждущими жизни, любящими дни», превратились в беснующуюся толпу орущую «смерть арабам!», «смерть левакам!». И ненависть, перекосившая лица, которые смотрели на меня из этой толпы, была даже более сильной, чем ненависть проклятых антисемитов.

И все же, я пытаюсь убедить себя, что это не народ Израиля. Это всего лишь переполненное агрессией меньшинство, которое ищет, на ком бы выместить свою злость и кого бы обвинить в собственных бедах. Я глубоко скорблю по убитым еврейским подросткам. Я плачу из-за того, что произошло с ними. Но я точно так же скорблю по палестинцам, которые были убиты. Я плакала и из-за них тоже, хотя мне отнюдь не свойственна излишняя плаксивость. Я лишь хочу, чтобы человеческая жизнь ценилась превыше всего и обладала абсолютной святостью, вне зависимости от расы, пола или национальности. Так как это и должно быть у евреев. Чтобы в нашей стране царила и ценилась не агрессивная быдлокультура, а культура сострадания, эмпатии и уважения других людей. Даже если эти люди совершенно не похожи на нас.