На домашнем фронте

Фото: U.S. Air Force photo – Justin Connaher

Международный день борьбы за ликвидацию насилия в отношении женщин был установлен Генеральной Ассамблеей ООН в 2000-м году. ООН в своей резолюции предложила правительствам проводить в этот день мероприятия, привлекающие внимание общества к этой проблеме. Генеральный секретарь ООН утверждает, что насилие в отношении женщин крайне распространено, присуще всем культурам и затрагивает очень разных женщин, независимо от их расы, достатка и происхождения.

Социальный работник Марина Пилатовская, руководитель специализированного центра по предотвращению насилия против женщин в Хайфе, навряд ли лично знакома с тогдашним генсеком ООН, но, судя по всему, совершенно с ним согласна. По крайней мере такое впечатление у меня сложилось после беседы с ней.

Марина, если я верно понимаю, вы руководите группой по работе с репатриантами при хайфском центре по прекращению насилия против женщин. Зачем понадобилась такая группа, если насилие касается всех в равной степени, и на каком языке говорят ваши сотрудники?

В нашей группе работают пять специалистов, четверо из них говорят по-русски и один – на амхарском языке. Группа была создана в рамках совместного проекта министерства абсорбции и министерства соцбеспечения «Гшарим» в 2005 году.

Зачем она нужна? Несмотря на то, что насилие в семье, в самом деле, явление универсальное, и никак не зависит ни от уровня образования, ни от возраста, ни от цвета кожи, есть вещи, которые объединяют всех репатриантов. Смена страны проживания — это всегда кризис, в некотором роде травма, которую человек неизбежно переживает. Кто-то справляется с ней быстрее и лучше, кто-то хуже, но кризисная ситуация всегда делает семью более уязвимой. Иногда это обостряет проблемы, которые существовали и без того, иногда — порождает новые.

10 лет назад было замечено, что процент женщин, пострадавших от насилия в семье,  среди репатриантов выше, чем в целом по стране (в том числе среди женщин, погибших от рук супругов, партнеров и бывших супругов в 2015 году очень высок процент репатрианток – прим. редактора). Это послужило толчком к созданию групп, подобных нашей, по всей стране. Идея была в том, что на родном языке людям будет легче обратиться за помощью – и принять ее. И это сработало. Если поначалу из всех обращавшихся в центр за помощью, репатрианты составляли только 10%, сегодня — это 30% тех, с кем мы работаем. Это ни в коем случае не означает, что уровень насилия вырос. Но выросла степень осознания ситуации и готовность противостоять ей.

Возможно, есть еще одна причина для того, что репатрианты опасаются обращаться за помощью? Их отношения с социальными работниками не всегда складывались гладко…

Да, я хорошо знакома с этим стереотипом, с ситуацией, когда женщина страдает, но боится пальцем пошевелить, потому что «говорят, социальные работники детей отнимают». Я не хочу сказать, что эта проблема на сто процентов надуманна. Наверняка были в истории государства ошибки, но ошибаются все, даже врачи, и иногда из-за этого гибнут люди. Я хочу только сказать, что проблема сильно раздута.

Но чем вы можете помочь каждой конкретной женщине практически? Разве можно «уговорить» вести себя иначе? Неужели добрый совет в такой ситуации может что-либо изменить?

Нет, конечно. Но мы и не даем никому никаких советов. Мы оказываем совершенно конкретную психологическую помощь А в некоторых случаях и не только психологическую. Попробую объяснить.   Первое, что мы делаем – пытаемся оценить насколько ситуация опасна для жизни женщины.  Для этого у нас есть целый ряд профессиональных инструментов. Если она и дети в опасности, мы будем делать все необходимое чтобы их защитить. Закон предусматривает запрет приближаться к с женщине («цав архака»), мы можем предложить ей и детям специальное убежище,  задействовать полицию, все зависит от конкретной ситуации. Разумеется, все это только с согласия и при содействии самой женщины. Мы не можем заставить человека принять помощь, если он сам того не хочет.

Возможно, женщина в убежище защищена от побоев мужа, но не от всех остальных жизненных проблем. Более того, у нее наверняка возникают новые  — она же должна как-то растить и воспитывать детей, обеспечивать их… как она должна со всем этим справляться, будучи «спрятанной» в убежище?

Это совершенно отдельная тема, но поверьте мне, что все эти вещи продуманы. Рядом с каждым таким учреждением есть школы и детские сады, женщина в этот период получает не только психологическую, но и материальную помощь. А кроме того, убежище — это всегда решение временное. Кто-то решает начать бракоразводный процесс, кто-то, напротив, вернуться в семью. Важно, что такой вариант существует.

По данным полиции, в 2015 году 8 женщин погибло от рук их мужей или партнеров  (а по данным организации Вицо — еще больше). Год еще не закончился. В Израиле, также как и во многих других цивилизованных странах по всему миру, каждая пятая женщина страдает от того или иного рода насилия в семье. Задумайтесь: каждая пятая!

Скажите, а общая напряженная ситуация в сфере безопасности как-то сказывается на уровне насилия в семье?

Теракты и войны безусловно сказываются на уровне насилия в семье, но не напрямую, не сиюминутно. Напротив, во время войны, зачастую количество обращений снижается, семья как бы отходит на задний план относительно того, что происходит вокруг. Но это только временно. Повышенный уровень агрессии непременно даст себя знать в будущем.